Правда, Волга предстала немного иной – не столь грандиозной (река все-таки, не море), но зато как бы родной, почти домашней, несмотря на прохладную, не прогревшуюся еще воду. Было в ней, в этой реке, в ее неторопливом вроде бы течении, в ее берегах что-то, ему вдруг странным образом близкое – высокий, крутой, долгий спуск к воде по деревянной многоступенчатой извилистой лестничке, полуостров с высоченными соснами, отсекающий просторную бухту от главного, полностью даже не схватываемого глазом русла, серая, сталью отливающая вода, огоньки бакенов ночью…

Он плыл – упруго, мощно взмахивая руками и, по мере того как все дальше отдалялся от берега, отчетливее начинал ощущать противоположную силу, течения, вроде бы здесь, в бухте, и не очень заметного с берега. Сергея относило в сторону, так что ему приходилось брать значительно левее, чтобы двигаться в нужном направлении.

Раз, раз, раз…

Перед глазами искрилась и радужно переливалась мириадами огоньков вода, он уже хорошо различал лодку с Робертом и Гришей. Похоже, она действительно не двигалась, несмотря на то что Роберт вроде бы с силой загребал веслами.

Это было довольно странно, и Сергей на минуту даже почувствовал тревогу: они гребли, а лодка стояла на месте, разве что, может, совсем чуть-чуть смещалась вправо, туда, где за полуостровом уже открывалась ширь всей реки.

Раз, раз…

Чем ближе Сергей подплывал, со все большими усилиями, к лодке, по-прежнему не двигавшейся, тем больше разрасталась в нем тревога. Отчетливей становились распаренные, блестящие от пота, напряженные лица вовсю работавших веслами ребят. И усталость он уже некоторую чувствовал, а течение, чем ближе он подплывал к протоке, сильней и сильней. Он почти не справлялся.

Вдруг вспомнилось, что лорд Байрон некогда переплыл Ла-Манш, который не Волга, да и вода в нем куда холодней. Лорд Байрон, понятно, титан, но воспоминание о нем, что вот и он тоже, неожиданно успокоило – взмахи рук стали размереннее, дыхание ровней. Лорд Байрон наверняка плыл спокойно, не суетился. Он тоже может так.

Взмах, еще взмах…

До чего же приятно ощущать свою силу. Он был сейчас един и с солнцем, и с водой, и с воздухом, его не было, он вдруг растворился, полностью слился с ними. Ни лорда Байрона, ни его – только солнце, волны, прохладный ветерок над водой.

Он даже как будто захмелел. Словно поднялись в нем вчерашние дрожжи, и он снова отпал от самого себя, обретя то редкое, великолепное, ошеломляющее состояние слиянности со всем окружающим, которое уже знал.

Да, это было оно, откуда-то сверху, а может, наоборот, из глубины, как бы даже и не своими глазами он видел все и был всем. И тихое журчание слышал, а может, сам был этим журчанием – все протекало, перетекало, струилось через него.

Он перевернулся на спину, руки раскинул. Вода тихо покачивала его и несла, несла…

Сколько это длилось, сказать трудно, – мгновение, а может, вечность. Когда Сергей снова перевернулся, его уже довольно далеко отнесло от лодки. Та, впрочем, оставалась на том же месте, хотя ребята продолжали грести. Или это лодка сдвинулась, а он оставался на прежнем месте? Что-то происходило с ними. Он потерял точку отсчета.

Но как раз в эту минуту Гриша Добнер приподнялся в лодке и замахал ему рукой.

Сергей снова заработал руками.

Теперь ему казалось, что он уже довольно долго плывет к лодке и что, пожалуй, может вовсе не доплыть. Это промелькнуло так, между прочим, но сильно раздосадовало его. Похоже было на то, что кто-то забавлялся с ним.

Ах так! Он гикнул по-разбойничьи, мощным ударом рук выбросил тело над водой, – и рванул.

Ох как он рванул! Тело его скользило по воде, то погружаясь, то взлетая и поднимая тучу искрящихся брызг. Лодка сразу приблизилась, а он все набирал и набирал темп, взрываясь в каждом движении, и ему вдруг тщеславно подумалось, что в лодке сейчас таким и видят его – почти летящим к ним над водой.

Что-то, однако, происходило не то. Верней, в какое-то мгновение все снова переменилось, время снова застыло – он плыл во всю мочь, а лодка по-прежнему оставалась метрах в шести. Он напрягался изо всех сил, а как будто напрасно: расстояние не сокращалось.

Вот тебе и полет!

И снова тревога вернулась к нему (без лорда Байрона). Нет, это не Ла-Манш был, а великая и могучая русская река Волга, в которой они теперь жалко бултыхались – кандидат в мастера спорта по плаванию Сергей Торопцев и ребята в лодке. Их медленно, но почти неизбежно сносило туда, в главное русло.

Силы меж тем уже были на исходе – Сергей чувствовал.

Но теперь он уже не мог расслабиться, так как тоже находился в протоке, и его бы точно снесло в реку, а как уж там – Бог ведает. Он повыше высунул из воды голову и посмотрел в ту сторону. Однако ничего особенного не увидел, кроме расстилающейся вдаль, сверкающей на солнце ровной речной глади. Она тянула, тащила его к себе, втягивала, как пылесос втягивает пыль, как омут затягивает в свою невидимую воронку, и собственное тело, только что казавшееся сильным и послушным, теперь, наоборот, ощущалось как маленькое и беспомощное.

Теперь уже не тревога, а самый настоящий страх липкой леденящей струйкой втекал в его душу. Он не хотел туда, в тот неудержимо влекущий (в буквальном смысле) простор, а его сносило и сносило, несмотря на сопротивление. Единственное, что ему сейчас удавалось – в результате довольно значительных усилий, так это, подобно лодке, оставаться на одном месте, хотя и, не исключено, все-таки чуть-чуть смещаясь в ту, не нужную ему сторону.

Но при всем том он, как любил говорить отец, работал. Выкладывался.

– Эге-ге-ге!.. – теперь кричали ему с лодки, как будто и совсем недалекой, но все никак недостижимой. – Давай к нам!

«Ничего себе давай…» – промелькнуло вяло. Он бы и рад, да ничего у него не получалось, словно кто держал за ногу и не пускал.

Он погрузил лицо в воду с открытыми глазами, словно пытаясь разглядеть, кто бы это мог быть.

И увидел. То есть, может, вовсе ничего он и не увидел, а ему только почудилось. Померещилось. Там, снизу, из самой глубины, смотрело…

Глаз не глаз, а не поймешь что. Белесый рыбий зрак. Неведомо чей.

Сергей выпростал лицо из воды, шумно, как морж, фыркнул, взвился, холодея – то ли от восторга, то ли от ужаса, и снова рванул, несмотря на усталость, как ни разу не рвал ни на одной дистанции, даже и сравнить нельзя было (откуда только силы?) – с замершим сердцем, потеряв ощущение тела, будто и вовсе не было. Брассом, высоко взлетая над водой, отталкиваясь мощными ударами рук – словно отбивался.

Теперь он действительно почти несся над водой и буквально влетел, на несколько секунд, может, и в самом деле преодолев притяжение, в лодку – под восхищенными взглядами ребят.

Влетел и упал замертво.

– Ну ты и дал! – восхищенно проговорил Гриша, тяжело ворочая веслами. – Как будто акулу увидел.