– Его только ваша старая команда могла спасти, а теперь крах полный. Он заставляет бежать издыхающую клячу…

– Он просто пытается выкарабкаться. Не верит, что родной сын его обанкротил. Да еще так гениально. Всего за какие-то полгода все развалил до основания. Феномен…

– Ему надо своего гениального сына сдавать в аренду конкурентам. Он их разорять будет.

– Знаешь, мама? А ты кровожадная. Это очень жестоко даже по отношению к конкурентам.

– Хорошо, что он тебя тогда уволил. Дай бог ему здоровья…

– Это почему? Вот ничего себе заявление. Пожелала здоровья тому, кто уволил твою дочь. Оставил, можно сказать, без куска хлеба, голую и босую.

– Я с ужасом думаю, как он бы тебя доставал каждый день. Хорошо, что он тогда от злости не сдержался и уволил тебя. И хорошо, что потом ему гордыня не дала позвать тебя обратно. А то страдала бы ты на той работе. Ходила бы, как раба подневольная на чужого дядю, наглого, хитрого и беспардонного работала. А так ты себе цену узнала.

– И какова мне цена?

– Иришка, ты бесценна! – включился в обсуждение Никита. До этого он просто сидел и слушал наши с мамой рассуждения.

– Льстишь?

– Ни капли. Ты для меня бесценна. Такую жену еще поискать…

– И для меня ты бесценна, – сказала мама. Она меня всегда любила…

– И для меня! – это уже с порога Петька выкрикнул.

– Да вы сговорились? Хотя я не против. Хвалите меня. И как можно больше, и как можно чаще.

И я такую моську состроила, что все сразу рассмеялись.

– Я вас тоже всех люблю.

Пока кушали, сами не заметили, как перешли на обсуждение убийств.

– Так вы что-то выяснили?

– Николай мог убить.

– У него же алиби. Он в больнице был.

– Не факт: или он был, или его в больнице Иван подменял. Пока не ясно.

– Почему думаешь, что Иван? – интересуется муж.

– Я же объясняла, что женщины интуитивно чувствовали в Николае угрозу. Не нравился он никому по непонятным причинам. А к Ивану тянулись все: его улыбка всех пленяла. Вспомни, что сказала медсестра?

– Что она сказала?

– Что медсестры с другого отделения к ним бегали на него посмотреть. Он им всем понравился. А мне она сказала, что он улыбнулся, и она пропала.

– Значит, ночью в больнице был Иван, – согласился со мной Никита.

– Против фактов не попрешь. Но вот зачем Иван согласился?

– Знаешь, Иришка, а Николай его мог втемную использовать.

– Обманул, а сам побежал своими черными делишками заниматься.

– Может, надо в полицию сообщить?

– Но я пока ни в чем не уверена. Мне немного подумать надо…

– Пока ты думать будешь, он еще кого-нибудь укокошит.

– Никого он не укокошит: он уже всем отомстил, кому хотел. Всем трем, кто его жизнь в унитаз спустил.

– А Софья?

– Она подвернулась под горячую руку. Или стала его по своей привычке шантажировать, или ее убил кто-то другой. Я склоняюсь к третьему варианту.

– Почему?

– Интуиция. Софья здесь всю картину портит: как будто на картине голландцев наклеили латку с авангардистами на самом видном месте, в центр картины. Не вписывается она сюда. Те трое – одно целое. А эта – как ромашка среди роз…

– Кто тогда ее убил?

– Я не знаю. Но вижу, что она в эти преступления не вписывается. Они с выдумкой. Одно это какое-то кургузое и нелепое. Это глупое переодевание. Допустим, что убил Софью Николай. Тогда это преступление спонтанное. Но он ее переодевает. Зачем на это время тратить? Значит, есть какие-то нюансы, нам непонятные, но которые это переодевание должны объяснить.

– Ничего не понял, – высказался Петька.

По лицам всех вижу, что никто меня не понял.

– В общем, объясняю доходчиво. Если ее убил Николай, то он сошел с ума. Тогда понятно, почему здесь нет никакой логики. В убийстве Софьи логики Николая нет. Ее приголубил кто-то другой. Более простой…

– А если есть логика?

– Задачка с подтекстом? Может быть…

– Или ты ищешь черную кошку в черной комнате, а ее там нет.

– Там никого нет…

– Не знаю, как вы. Но я ничего не понимаю, – честно признался муж.

– И я тоже ничего не понимаю, но пойму. Просто задача с множеством неизвестных…

Мы подкрепились и решили пойти в лес на прогулку. Все вместе. Мама пыталась отказаться. Но мы настояли.

– Сколько можно сидеть дома в самом деле? Погода прекрасная. Мама, пошли погуляем, – попросила я.

– Да, теть Лена. Пойдемте, а то потом я в школу буду уходить. Вас в лес вообще никто не выведет, – стал канючить Петька.

– Погода солнечная. Тепло, – подхватил Никита.

Август нынче всех порадовал своей теплой солнечной погодой. Хорошее лето было. И дожди были только в самом начале, а потом настала жара. Но возле леса жара практически не ощущалась. Как лето пролетело, даже не заметили. А скоро вообще отдыхать некогда будет. Кафе и агентство все силы будут отнимать. А Никита еще и дома для нас и для родителей моих строить взялся. Поэтому и уговаривала я погулять всем вместе в лесу. Петька в школу скоро пойдет, если к матери своей не уедет. А то может и умотать. Он парень самостоятельный. Даром, что четырнадцати еще нет. Тогда маме вообще скучно будет в таком доме жить одной. Мама опять затеяла разговор про убийства. Не дают ей покоя эти жертвы. Мне и самой любопытно, кто убил тех троих. Это точно один человек. И я знаю, кто заинтересован в их смерти. Софья – отдельная песня. Это другой убийца. А вот кто по голове ударил старого ювелира, я знаю наверняка.

И только про дочку политика все забыли. Как я поняла, следователь опять приостановил дело о пропаже дочери политика. Да тот и сам почему-то затаился. Но что-то мне подсказывает, что дочка его жива и здорова. И даже неплохо себя чувствует. Пообщавшись с ее отцом, я стала ее понимать…

Никита бесился с Петькой: гоняли за палкой пса. Мы с мамой стояли и смеялись. Настолько они были похожи, как родные братья: оба высокие и плечистые. И оба веселые.

– Дочка, ты довольна своим замужеством?

– Ага. А почему ты спрашиваешь?

– Просто переживаю. Мне хотелось бы, чтобы ты была счастливой.

– Я счастлива.

– Уверена? Ты тогда не ошиблась, дав согласие?

– Нет, не ошиблась. Вот если бы Гену простила, то это была бы ошибка.

– Как хорошо, что его родители тебе нахамили! Какое счастье!

– Ну ты, мама, даешь! Твоей дочери нахамили, обозвали непотребно, а ты говоришь, что это хорошо…

– Знаешь, чем дольше живу, тем больше