В воскресенье вечером я разморозил порцию на следующий день, пса закрыл в большой комнате, а сам решил постирать. Хотел ведь купить стиральную машинку на прошлой неделе, но замотался и забыл. Можно было бы поехать к матери – но пес начнет нервничать. И потом – мне прекрасно стирается в раковине на кухне. Я залил водой черный свитер, добавил порошка – пускай отмокает.

Геракл сидит в сумке, вроде бы все в порядке, я могу быть доволен.

Но что-то меня беспокоит, царапает изнутри. И я не понимаю, в чем причина.

Мать – это понятно. Пес – это тоже понятно.

Но ведь я не говорил Алине о фотографии. Не мог. Толстый рассказывал, что я хотел звонить Марте в тот свой злополучный день рождения, но они мне не дали. И Маврикий подтвердил это. Хотя Маврикий, по моим ощущениям, сдулся раньше. Но чтобы я звонил Алине…

Если позвонить Толстому с вопросом – он будет считать меня идиотом, ладно, не первый раз.

Не понимаю. Если бы я рассказал Алине – я бы точно помнил об этом. Я ведь даже Толстому ничего не рассказал. Постойте, постойте… Толстый должен помнить, что я делал той ночью, он ведь знает, что я собирался звонить Марте, а я этого даже не помню. А потом я отключился. Я набираю номер Толстого. Абонент недоступен. Он вернулся в Словакию? Вот не знаю, там вообще сеть-то ловит? Пишу ему смску: «Свяжись со мной срочно».

Он позвонит, как только получит смс.

Но если я не говорил Алине – тогда откуда она знает?

Свитер постирался, теперь его нужно только прополоскать. У меня есть отличный способ полоскания: я вынимаю пробку, пускаю тонкую струйку теплой воды – оно само прополощется прекрасно.

Не буду я себе этой ерундой голову забивать. Я включаю музыку, чтобы заглушить воду в раковине.

А если Алина знала про Марту еще раньше? Всегда? Только не хотела мне говорить, чтобы не расстраивать? Это возможно? Бабы иногда друг друга покрывают, но чтобы Алина подложила мне такую свинью – нет, в это я поверить решительно не могу.

Делаю музыку громче – время еще не позднее.

Я это сделаю.

Я сажусь за компьютер и открываю почту. То самое письмо, которое разрушило мою жизнь. Без слов, без комментариев. На экране Марта. Улыбается. Моя Марта. Правая рука на… Я смотрю и смотрю, впервые как следует смотрю на это фото, не в силах оторвать от него глаз. На фото, которое изменило все. Это с него все началось. Мне просто нужно закрыть эту страницу. У меня есть более важные вещи в жизни. Я не могу, не должен все время копаться в прошлом.

Это Марта, никаких сомнений, я не могу притвориться, что это Геракл.

Это моя девушка. Которую я считал любовью всей своей жизни.

Это не моя мать, не ее пес, не Марлон Брандо.

Это она.

И ее правая рука держит чужой…

Я закрываю глаза. Какая хорошая музыка. Кельнский концерт Джарретта. Что я тогда сделал? Понял, что это конец. Почувствовал себя, как после «Липы»? Да нет, еще хуже. Я оказался конченым идиотом, слепым придурком, который давал себя обманывать почти четыре года. Я хотел ее убить. Я схватил телефон и написал: «Всего доброго. Я тебя выгоняю» – и вызвал такси. Это был конец.

У меня ведь были ее вещи, из ее дома, их надо было вышвырнуть вместе с ней, одновременно, чтобы не дать ей шанса, чтобы она не оправдывалась, не пыталась меня разжалобить, не бормотала, что это ошибка, что она не хотела, что она не понимала, что делает, что не имеет понятия, что я не так все понял. Мне нечего было ей сказать, и, по правде говоря, я вообще боялся сорваться и сделать что-нибудь такое, о чем потом бы жалел.

Я позвонил и сказал ей, что между нами все кончено. Что такси за ее вещами приедет в девять, что пусть она убирается, а ключи пришлет по почте. Что я не хочу быть с ней, разговаривать с ней, видеть ее, иметь с ней что-либо общее – никогда.

Это был единственный выход.

Я посмотрел еще раз на фото. Надо его удалить, уничтожить – и никогда больше не возвращаться к этой истории.

И вдруг я осознал, что музыка играет действительно очень громко и мне чего-то не хватает. Ну конечно! Кошмарина не стучала. И надо сказать, музыка без сопровождения щетки от швабры даже звучала как-то не так. Я сделал потише, а потом снова прибавил звук. Ничего. Может, уехала?

Так, надо наконец покончить со всей этой историей. Сейчас самое время. Я не знаю, кто мне прислал это фото и кто на нем изображен, кроме Марты. Кто это мог быть? С кем она крутила? Может быть, если бы я все это выяснил – мне было бы хоть чуточку легче. Я мог бы набить ему морду. Я бы его выдрал как сидорову козу.

Я смотрел на фотографию, как завороженный.

Что-то тут не так. Что-то не так… Марта. С короткими волосами, я сразу заметил, что она их подрезала, ей было очень хорошо с новой прической.

Она-то, конечно, тогда говорила, что я никогда не замечаю таких вещей, и это было очень несправедливой неправдой. Потому что она выглядела очень классно, но ведь не мог же я ей об этом говорить каждый день с утра до вечера.

Женщины все-таки очень непонятные существа. Ведь даже если скажешь ей, что любишь, – ей этого мало, ей надо, чтобы ты это повторял все время, без перерыва.

Но ведь я с ней был! А если бы не любил – то не был бы с ней, это же так очевидно. А они по кругу одно и то же: ты меня любишь? Как я выгляжу? Они что, думают, что каждый день меняются?

Я смотрел на фото и никак не мог понять, что не так… Что-то было не так.

Руки.

Ее руки.

Рука.

Ее правая рука.

Она была без шрама. Гладкая. Чистая.

Ее ладонь. Часть ее ладони. Сжатая в кулак. Ногтей видно не было, только косточки. Нормальные. И фрагменты четырех пальцев. Ничем не поврежденных. Нормальная, обычная, красивая рука молодой женщины. Правая.

Я отскочил от компьютера, стул упал у меня за спиной со страшным грохотом, Геракл пискнул коротко и отчаянно. Я не верил собственным глазам. Только теперь до меня дошло, на что я смотрю. Flashback! Вспышка из прошлого.

Господи…

Я бросился к телефону, который остался в кухне. Но как только я распахнул дверь, оказался в самом центре плещущегося грязноватого озера. Вода заливала пол. Она лилась на пол уже неизвестно сколько времени. И вот-вот должен был начаться скандал – ведь она уже наверняка протекла к Кошмарине. Я завинтил кран, побросал на пол все две тряпки, имеющиеся в наличии, побежал за полотенцем, которым стал собирать воду с пола.

Не думай, мужик, сейчас у тебя одна задача – нужно осушить это озеро.

Подумаешь после.

Через десять минут я сам был мокрый как мышь, но мне удалось вроде бы справиться с ситуацией. Вода затекла под шкафы, я на всякий случай выключил холодильник, отодвинул мебель и все-таки смог вытереть пол насухо.