– Развяжите меня! Вардо… немедленно развяжи, – потребовала я севшим голосом. Граф-оружейник повиновался, склонился ближе, с улыбкой говоря:

– …к теме о разводах: за спасение Ургена от поджога известной нам таверны я получил антидот…

– Очень вовремя!

Впившись поцелуем в тонкие губы мага, обняв его за шею и прижавшись к худосочной груди, я позволила себе забыть об испуге, чувстве благодарности и мести за то, что он, сделав предложение, пошел прыгать из окна. Желая поделиться отнюдь не нежностью, а страстью, ощутила ответный порыв горячий, жалящий, жадный. Правда, не столь жаркий, как мне представлялось, и до обидного короткий. Регген отстранился.

– Что такое? – спросила сипло. – Ты против?

– Я за… – ответил он. – Но, кхм, мы не одни, это во-первых, – бросил взгляд на прибывших в кузню Врадоров, что надевали на вампира кандалы. Похитителей они уже увели и вот-вот должны сами уйти. – А во-вторых, – добавил граф глухо и виновато, – я получил антидот только от закрепителя.

– И что?

– Для меня ты все еще гном, – «обрадовал» Вардо. И кончиками пальцев обвел мое лицо, заставляя мечтать о поцелуях.

– С бородой и усами? – уточнила строго.

– Без.

– Тогда терпи!

Мы не зря пленили вампира!

Мало того что в подвале его дома в Т’Агро стражи контроля обнаружили двух магов старой закалки и похищенное из кузни оружие, так он еще указал, где искать Эллен, и оказался крайне важен для правителя Саргона.

Уоп Санте Манийский отдал в обмен на него всех ранее похищенных мастеров. Отдал бы и результаты их пятилетних трудов, но мощный взрыв скрыл все под обломками. Король Дагатии в отместку потребовал свитки с трактатами об одержимости магов, которые саргонцы выкрали из Т’Арго. Тот ответил, что ранее предоставить их не мог, ибо речь шла о свитках, а трактаты нынче в трех красных папках.

Из них выяснилось, что зверь тянется к магии с творческой жилкой и не проявляется в боевиках. Так что, не случись путаницы в бланках, альфа к Реггену близко бы не подошел и в шутку не цапнул. За что, к слову, он давно извинился ящиком коньяка. Сдается мне, я застала последнюю бутылку… А еще зверь столь же мирен и разумен, как его носитель. Да, чем ближе полнолуние, тем сильнее его сущность. Но власть над магом он берет лишь в смертельной опасности.

Правитель Саргона уверял, что к восстанию в кланах двуликих он не причастен, к подмене бланков отношения не имеет и трости-стабилизаторы не трогал. Все это проделали агенты из Т’Агро, чьими успехами лорд Дорез, он же бесценный вампир, воспользовался в интересах отечества. А именно исказил правду о звере, обозвав борьбу за жизнь бесконтрольным буйством. Ему хватило пары десятков раздутых статей, чтобы жители Дагатии испугались укушенных магов, стали их ненавидеть, презирать, доводить до озверения и приписывать им чужие грехи. Случай с Ургеном в «Фениксе» тому подтверждение.

Долгих пять лет звери бессильно рычали, казна восполняла потери, народ наглел, маги пропадали. И длилось это, пока в один прекрасный вечер баронесса Дафо не отказала графу, он не отправился пить в мастерскую ВАМа, Лобастый не спугнул похитителей под личинами аспирантов и уже бывшей невесты. Прибывший на место происшествия капитан Урген Врадор проявил смекалку и скрутил зверя, получив за храбрость шрамы и место главы. Именно он создал для магов карантин, ввел систему кураторства и трости, чем разрушил планы Саргона на остальных мастеров.

И не живи Регген в Бурфо вместо карантина, я бы никогда не встретила его, мы бы не узнали, кто за всем стоит, а Врадор бы не понял, как здорово живется в шкуре буйного. К слову, трости, положение о ЧП и обязательный карантин он аннулировал на следующий день после развода, о чем я очень сожалею. Ибо без трости отбивать Вардо от девиц становится тяжелее с каждым новым днем.

Уже давно отгремели судебные дела о похищениях, в очередной раз отремонтирована академия, получена лицензия на торговлю, налажено производство пирожков, восстановлены кузня и соседняя комната. Пауки и слизни отдали ее без споров в благодарность за клубнику и мухоловку. Первым предметом меблировки в ней оказалась двуспальная кровать с широким, невероятно мягким ложем, и как я радовалась ей тогда, так сейчас Регген радовался моему сообщению о сюрпризе.

– Ося, я в жизни не был так счастлив, окрылен! Просыпаясь каждое утро, готов… петь!

Знаю я, к чему он каждое утро готов. Знаю еще с первых ночевок на тюфяке, но молчу. Перебивать сейчас не стоит. Взгляд его горит, сам маг почти сияет, я лукаво предвкушаю.

– Впрочем, нет. Был! – Он поцеловал мои пальчики в атласных перчатках. Выдохнул: – После нападения вампира, когда ты приняла мое предложение и в тот же день повела меня к алтарю в предгорье…

По тропе молодоженов повела, что находится близ родного Ллося. Это чтоб не было вопросов, а еще чтоб утереть нос Рябой, успокоить отца и представить мага родственницам, пока он под приворотом и не смотрит на красоток.

– …ты надела на мое предплечье браслет и пообещала меня осчастливить.

Обогатить, но не суть.

– Но я счастлив с нашей встречи! – Он поцеловал меня в висок и прошептал у самых губ: – Так что даже не знаю, как реагировать на твой сюрприз.

Хотелось сказать: «Как обычно. В этом сложности нет», но я и слова не успела молвить, безудержно радостный Регген сжал меня в объятиях, заглянул в глаза и огорошил вопросом:

– Ты беременна, я прав?

Чего?!

– Не молчи. Скажи «да»!

– Вардо, я… – сглотнула ставший в горле ком, – на самом деле я… – Но уверенный в своей правоте, он уже потянулся к моим губам, согрел их дыханием. Еле успела сказать: – Вардо, я оформила патент на чан!

– Что?

Он смотрел недоуменно, в надежде ослышаться, но кто ж ему даст.

– Патент. На. Чан, – повторила чуть громче и быстренько рассказала о прочих сюрпризах: – На перевертыши еще готовим, а документы на самодвижную линию завтра же подадим.

Это была хорошая новость! Это была отличная новость! Но в карете все же повисла тишина. Отчужденная и неуютная. И поездка на бал в честь многолетия герцогини превратилась из праздника в повинность. Туфли стали жать, корсаж платья – давить, голова – чесаться. Снять бы все и крепко обнять совсем-не-задохлика мужа, отъевшегося на домашних пирогах. Но опаздывать к Леройской нельзя, а бал пропустить так и вовсе смерти подобно.

– Вардо, дорогой, – теперь уже я поцеловала его руки… золотые, попыталась заглянуть в золотые же глаза, – ты сильно расстроился, да?