«Как клоун!» – неодобрительно подумала Елена Николаевна и сказала вслух: – Мы знакомы? – Тон ее мог обескуражить любого, но не Риеку, ибо девушка эта была некем иным, как Риекой, стриптизершей из «Касабланки».

– Почти! – сказала она, улыбаясь. В улыбке ее был вызов. – Я однажды была у вас в гостях. На юбилее бизнеса. Ну, и как бизнес? Процветает?

Они стояли друг перед другом, две женщины, такие разные, такие непохожие: дама из общества, Елена Николаевна, у которой был богатый муж, и девушка-стриптизерша, Риека, чей муж был безработным и которая содержала себя сама. Елена Николаевна молча рассматривала Риеку. Теперь она ее вспомнила – та самая скандалистка, которая устроила стриптиз! Лола потом рассказывала о ней… Елена Николаевна криво усмехнулась, вспомнив, как Константин смотрел на эту… «Ему всегда нравились… шлюхи!» – подумала Елена Николаевна. Вот и Лола говорит, что шлюха, клейма негде ставить. Правда, ее тоже можно понять, ревнует, как же, Крыников… путался с ней почти два года… подруга называется. Елена Николаевна делала вид, что ничего не знает и не замечает – ни их переглядываний, ни Лолкиного откровенного кокетства, ни ее новых побрякушек, о которых она говорила, глядя ей в глаза бессовестными лживыми глазами:

– Старый друг подарил, сходит с ума от любви!

Теперь Лолке можно только посочувствовать! Как же, такое предательство – Крыников предпочел ее «этой особе».

– Твой муж, – сказала Лолка, – спутался со стриптизершей из какого-то шалмана, страшной уродкой и непередаваемо вульгарной особой, ведущей богемный, так сказать, образ жизни. Не понимаю я этих мужчин! Как будто нет порядочных женщин… То есть, – спохватилась она, – имея такую жену, как ты, Ленушка!

Елена Николаевна смотрела на девушку, Риека смотрела на Елену Николаевну. Пауза затягивалась.

– У меня для вас письмо, – сказала наконец Риека, щелкая замком серебряной сумочки.

– У вас? Для меня? Что у нас с вами общего? – явственно прозвучало в ее голосе.

– Для вас. Передал господин де Брагга.

– Вы знакомы с господином де Браггой? – высокомерно спросила Крыникова.

– Господин де Брагга – мой друг! – с нажимом сказала Риека. – Близкий.

– Я имела в виду, – слегка смутилась Елена Николаевна, – почему же ему нужно передавать через… кого-то? Господин де Брагга пишет моему мужу и вполне мог написать мне. У меня нет секретов от мужа.

Риека пожала плечами и вытащила из сумочки конверт. Елена Николаевна, поколебавшись, взяла. На конверте было написано «Елене Николаевне». Де Брагга никогда не называл ее Еленой Николаевной. Она посмотрела на девушку. Что это? Провокация? От такой всего можно ожидать. Риека смотрела ей в глаза. Елена Николаевна отметила, что выглядит девушка неважно: синяки под глазами, лицо потрепанное, серое, худое. Больная? И неожиданно для себя предложила:

– Тут на втором этаже есть кафе… если вы не спешите, разумеется.

Риека не ответила и снова пожала плечами. Губы ее шевельнулись, словно она собиралась ответить, но она так ничего и не сказала и молча пошла за Еленой Николаевной.

Они сели за столик у окна. Клонящееся к закату оранжевое солнце освещало кремовую скатерть, придавая ей праздничный вид. В хрустальной вазочке стояли веточки мимозы. Риека поднесла вазочку к лицу.

– Весна, – сказала она и вздохнула.

– Весна, – согласилась Елена Николаевна.

Где-то внизу мимо окна шли, хлюпая талой водой, прохожие. «Даже звуки весной другие!» – подумала Елена Николаевна. До них доносился шум автомобилей, капели, чириканье воробьев. Иногда в музыку улицы вплеталась тревожная нота сирены. Небо над головой было темно-синее, а на западе – закатное, палево-золотистое, как брюшко лосося.

Елена Николаевна велела принести кофе и две рюмки коньяку. Риека сидела, безучастно глядя в окно. Она расстегнула свою синюю шубку, сняла перчатки и положила их на стол рядом с собой. Елена Николаевна скользнула взглядом по перчаткам – прекрасная лайка, но вот цвет странный, лиловый… а вообще, одета эта девушка неплохо, вещи дорогие… Лола сказала дешевка… от досады, не иначе. Елена Николаевна улыбнулась, представив, как будет рассказывать Лоле, что пила кофе с «этой особой». Лола! Вечная содержанка. «Эта особа» хотя бы работает. Не важно кем. Времена сейчас другие, работать не стыдно. Не стыдно, говорят и пишут, даже быть… проституткой! Мысль не нова – одна из героинь Бернарда Шоу сказала, что профессия эта не чуть не хуже всякой другой, только очень трудная.

За окном меж тем внезапно потемнело. Солнце исчезло в набежавшей свинцовой туче, поднялся ветер, и посыпал густой крупный снег. Люди, минуту назад не спеша идущие по улице, ускорили шаги. Прошла всего минута, а яркого весеннего дня как не бывало. Закружило, завьюжило, небо опустилось и стало низким и тяжелым. В такую погоду хорошо сидеть у камина и задумчиво смотреть на огонь. При взгляде на двух женщин, сидевших за столом, любому стало бы ясно, чье место у камина.

– Как ваше заведение? – нарушила молчание Елена Николаевна, помешивая горячий кофе. – «Касабланка», кажется? Все в порядке?

К ее изумлению, лицо Риеки уродливо сморщилось, глаза наполнились слезами, и она беззвучно заплакала. Елена Николаевна слегка растерялась, повела взглядом по пустому кафе и протянула Риеке салфетку. Она не умела утешать и говорить все те слова, которые полагаются в подобном случае, и лишь пробормотала:

– Пожалуйста, возьмите!

Риека взяла салфетку, вытерла лицо, размазав грим, высморкалась и сказала:

– Нет больше «Касабланки! Нет! – И снова заплакала.

– Как – нет? – удивилась Елена Николаевна. – А где же она?

– Папа Аркаша умер, – сказала Риека. – От инфаркта… месяц назад. И «Касабланку» продают. Сначала умерла Наташка, потом Орландо, теперь вот и папа Аркаша.

– Орландо? – машинально переспросила Елена Николаевна, ухватившись за необычное имя.

– Да, Орландо. Наташку убили, еще летом, в августе, папа Аркаша очень переживал… все мы переживали… она была моей подругой… – Риека всхлипнула. – А потом убили Орландо.

– Кто убил?

– Какие-то радикалы!

– Кто? Какие радикалы? Где?

– Здесь, у нас. Какая-то молодежная партия, борются против всех – коммунистов, гомосексуалистов, капиталистов, чучмеков! А Орландо наш был голубой, безобидный, как трава, не от мира сего. Они били его ногами! – Риека судорожно вздохнула. – Аркаша с ним всю ночь просидел в реанимации… он же ему как крестный отец был. Орландо умер у него на руках… оказывается, он был Валера, а мы и не знали… думали, Орландо его настоящее имя. А через три дня Аркашу увезли с инфарктом… – Риека закрыла лицо руками и зарыдала.

Елена Николаевна молча смотрела на Риеку, не зная, что сказать. Риека потянулась за новой салфеткой.

– Уже приходил покупатель… жуткий тип с сальными глазами… на нас смотрел, как на шлюх… «Девочки, девочки, держитесь за меня, со мной не пропадете!» и лапы сразу же распустил. Хозяин! Аркашины братья продают, им все равно, что «Касабланка» – это театр, это искусство! Ничего уже не осталось от «Касабланки». Бедный Аркаша, если бы он только знал, в чьи руки попадет его «Касабланка»… А этот жлоб говорит: «Название дохлое! Поменяем!» Ему даже не снилось, что такое «Касабланка»!