— Вы сводите меня с ума.

— Так радуйтесь, что уезжаете.

— Нет, я не оставлю вас. Он произнес это с такой уверенностью, что она снова попыталась высвободиться.

— Вы не сможете заставить меня уехать с вами. Их взгляды сошлись.

— Это вызов? — Он скрипнул зубами.

— Это правда. — Она не отвела глаз и только выпятила гордо подбородок. — И вы это знаете.

— Я знаю, что нужен вам, а признаете вы это или нет — уже не важно.

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что я не смогу без вас жить? Уверяю вас, я прекрасно обходилась одна.

— Неужели?

— Да.

Глаза его потемнели, и она увидела в них одиночество не меньшей глубины, чем ее собственное.

— Нет, милая, вы просто скрывались от жизни, притворялись частью мира, но существовали от него отдельно.

Она отвернулась, пряча от него лицо.

— Неправда.

— Я наблюдал за вами, — безжалостно продолжал Стефан. — Видел, как вы улыбаетесь, произносите нужные слова, но никого к себе не подпускаете. Вы сторонитесь людей.

Она вздрогнула. Как ему удается всегда находить ее уязвимые места?

— Мне действительно нет дела до так называемого света, но это еще не значит, что я не могу жить полной, счастливой жизнью.

— Счастливой?

— Я… — Язык не повернулся произнести ложь. — Я довольна жизнью.

— Вы одиноки.

— У меня есть семья.

— Семья? — усмехнулся он. — Это из-за семьи вы всех отталкиваете?

Она вскинула голову и пронзила его сердитым взглядом:

— Что вы хотите этим сказать?

Стефан взял ее за подбородок.

Какие нежные пальцы. И какое суровое лицо.

— Вас слишком часто разочаровывали. Вы боитесь, что, если впустите кого-то в сердце, он будет пользоваться вами в своих интересах.

Она невесело рассмеялась:

— А разве не так бывает с большинством мужчин? Выпад достиг цели, его щеки тронул легкий румянец.

— Я хочу заботиться о вас.

— Нет, вы хотите пользоваться моим телом, пока оно вам не надоест.

Его взгляд скользнул вниз, задержался на мягких округлостях грудей и вернулся к раскрасневшемуся лицу.

— Вы забываете, что взамен я предлагаю вам пользоваться моим телом. В своих интересах. — Он прищурился. — Разве это не справедливый обмен?

Чувствуя, что решимость ослабевает, она отступила на шаг:

— Не для меня.

Да что же это такое!

Его голубые глаза полыхнули отчаянием.

— Ну что еще нужно, чтобы вы признались, наконец, что хотите этого не меньше, чем я?

— То, что мне нужно, больше того, что вы можете предложить.

— Вы постоянно это говорите. Но почему вы так уверены? А если могу? Скажите, что вам нужно.

Софья вздохнула. Что бы он ответил, если бы она сказала, что ей нужно его сердце?

Боль пронзила сердце. Ответ она знала не спрашивая.

Так случилось, что он мог предложить все, кроме того единственного, что было нужно ей.

— Вы говорили, что я одинока, но ведь и вы ничем от меня не отличаетесь. Когда вы в последний раз были на каком-нибудь балу в Лондоне? Когда собирали гостей у себя в Мидоуленде?

— У меня есть обязанности…

— О да, обязанности. Ваши драгоценные обязанности. — Пришла ее очередь поиздеваться. — Вы прячетесь за ними, чтобы не заглянуть ненароком в душу и не понять, что там пустота.

Стефан сдержался. Не дал воли гневу. Будь оно проклято. Как легко она выводит его из себя. Но почему он позволяет ей это? Что такое с ним происходит? Почему стоит оказаться рядом с ней, как он попадает во власть чувств, о существовании которых даже не подозревал?

Поэтому и последнее слово почти всегда остается за ней.

Поэтому он и смотрит на нее, может быть, в последний раз.

Ясное лицо, алебастровая кожа, знакомое упрямое выражение. И влажный блеск в глазах. Не хочет, чтобы он уезжал. Но тогда почему бы не уехать вместе с ним?

— Думаете, что, если разозлите, я сам уйду? Это ваша последняя линия обороны, когда кто-то подбирается слишком близко?

— Но вы же не близко.

Он едва не рассмеялся.

— Я бы сказал, что мы были так близки, как только могут быть близки мужчина и женщина.

— Физическая близость может быть и между незнакомыми людьми. Это ничего не значит.

— Если бы вы в это верили, то завели бы дюжину любовников. — Он представил Софью в объятиях другого и едва не зарычал от ярости. Пусть только попробуют — смельчаку не сносить головы. — Но вы же отдались только мне.

— А вот у вас, конечно, любовниц хватало, — бросила сердито она.

Его порадовала прозвучавшая в ее голосе ревность.

— Пока мы вместе, других у меня не будет, — торжественно пообещал он.

— Вы готовы пойти на такие жертвы? Ради меня? Не стоит. — Она фыркнула, изображая безразличие. Получилось неубедительно. — Можете содержать столько, сколько пожелаете.

— Мне нужна только одна. Возвращайтесь со мной в Мидоуленд, и я докажу это делом.

Стефан шагнул вперед, но она ловко увернулась от предложенных объятий. Какого дьявола? Что думает себе эта женщина? Что он будет гоняться за ней по всему саду?

— Довольно, Стефан. — Софья покачала головой. — Я не вернусь с вами в Англию, и это мое последнее слово. Больше нам разговаривать не о чем.

Не о чем разговаривать? Последнее слово? Ну нет. Она может упрямиться, но не может отрицать связавшую их страсть.

— Вы действительно дадите мне уехать и даже не пожалеете?

Она потупилась:

— Так лучше для всех.

— Лгунья.

— Стефан, пожалуйста… уходите.

Гнев и отчаяние, смешавшись, грозили накрыть волной безумия. Она же хочет его. Это ясно без слов, понятно с первого взгляда. И если она из упрямства отказывается признавать очевидное, то не стоит ли поступить по-мужски: бросить ее в карету и затащить на корабль, если потребуется, силой.

Удержаться в рамках здравого смысла помогли пришедшие на память слова графини Анны.

Дело не в том, знает мужчина, чего хочет женщина, или нет, а в том, готов ли он предложить то, что ей нужно.

Стефан стиснул зубы. Конечно. Как же можно быть таким слепым.

Да, он восторгался очаровательным сочетанием милой невинности, стойкости и смелости, но ведь в душе она была в первую очередь самой обычной женщиной.