Обрадованная такой переменой, Софья сдвинула шторку на окошечке кареты. Посещения местного приюта всегда проходили трудно. Она делала все возможное, чтобы облегчить страдания оставшихся сиротами детей, но ее усилий всегда оказывалось недостаточно. Единственным утешением служило данное императором обещание открыть для приютских детей школу.

Карета остановилась перед домом матери. Дверцу открыл Петр, сопровождавший госпожу во всех поездках. Софья ступила на мокрый тротуар, но не успела сделать и шагу, как ее внимание привлекло какое-то движение в розовом саду.

— Mon Dieu, — выдохнула она, увидев нетерпеливо расхаживающего по саду Стефана.

— Поедем дальше? — шепнул Петр. — Когда-нибудь он уйдет.

— Я сама постоянно твержу себе это, но он постоянно возвращается.

— Вам вовсе не обязательно с ним встречаться. Если хотите, я сам укажу герцогу дорогу восвояси.

Если бы все было так просто.

Софья понимала, что уходить от неизбежного разговора с герцогом нехорошо, что это трусость, но соблазн спрятаться был велик. К тому же она сомневалась, что сумеет остаться верной принятому ранее решению положить конец их незадавшемуся роману.

Всего лишь прошлой ночью она допоздна расхаживала по комнате, доказывая самой себе, что продолжать эти отношения бессмысленно и глупо.

Аргументов в пользу такого решения было предостаточно. И все они звучали убедительно.

По-другому не могло и быть.

Единственная проблема состояла в том, что вся ее решимость, столь крепкая, когда она была одна, слабела, когда рядом оказывался Стефан.

Сколько раз она говорила себе, что должна выбросить герцога из своей жизни, но потом шла на попятную, размякала под его ласками и сдавалась.

Заметив обеспокоенный взгляд Петра, Софья решительно выпятила подбородок и поправила юбки муслинового платья, отделанного белой газовой каймой и перехваченного изумрудно-зеленым пояском.

— Ценю твое предложение, но я и сама в состоянии справиться с герцогом, — сказала она.

— Уверены?

Уверена ли? Конечно нет. Она лучезарно улыбнулась:

— Конечно. Петр вздохнул и неодобрительно покачал головой:

— Я буду поблизости.

Похлопав возницу по руке в знак благодарности за верность, Софья направилась к калитке и, открыв ее, вошла в сад.

Сердечко знакомо дрогнуло, когда герцог, заметив ее, нетерпеливо шагнул навстречу. Нахмуренный лоб выдавал озабоченность.

— Наконец-то, — проворчал он, когда они остановились у мраморного фонтана. — Где вы были?

Софья встретила сердитый взгляд с холодным спокойствием. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так, но кровь уже шумела в ушах и по коже как будто побежали крошечные ножки.

— Вообще-то вас это не касается, но я была в детском приюте, проверяла, доставили ли туда купленную для сирот обувь, — резко ответила она, нарочно раздувая угольки гнева. — Торговцы постоянно пытаются обмануть детей, так что приходится следить, чтобы все проходило честно.

— Вижу, вам бессмысленно напоминать, что посещать такие места опасно.

— Вы правы.

— Какое упрямство.

Софья лишь теперь заметила темные тени под его глазами и заострившиеся черты. Казалось, на лицо легла маска беспокойства.

— Вас что-то тревожит. Что?

Он напрягся, как будто не ожидал от нее такой проницательности, и вопрос застал его врасплох. Потом губы дрогнули в невеселой усмешке.

— Вы так хорошо меня знаете.

— Так вы скажете, что случилось? Его взгляд пробежал по ее лицу, задержался на губах и вернулся к глазам, в которых застыли тревога и ожидание.

— Эдмонд прислал письмо. Несчастье с моим управляющим.

— О, — вырвалось у Софьи. Проведя в Мидоуленде сравнительно недолгое время, она успела не только узнать прислугу, но и прониклась уважением к этим верным и трудолюбивым людям. Особенно ей нравился управляющий, у которого при каждой встрече находилось для нее ласковое слово. — Это мистер Риддл?

— Да.

— Что-то серьезное?

— Сломаны обе ноги.

— Боже. Мне так жаль. — Она покачала головой. — Но он ведь будет ходить, да?

— По словам Эдмонда, все обойдется.

— Слава богу.

Стефан кивнул. Казалось, мысли его ушли куда-то далеко. Наблюдая за ним, Софья подумала, что он, пожалуй, пришел не только для того, чтобы сообщить о несчастье с управляющим.

— Я должен вернуться в Мидоуленд.

Софья знала, что рано или поздно это случится, что день расставания неизбежно настанет, но все равно сжалась от полоснувшей по сердцу боли.

Никогда больше не увидеть это прекрасное лицо. Никогда больше не услышать этот низкий обольстительный голос, нашептывающий на ухо сладкие слова. Никогда больше не испытать его жадных, требовательных поцелуев.

Глаза затуманились. Она отвернулась к фонтану с мраморной нимфой посередине.

— Я… понимаю.

Он взял ее за плечи, и жар его пальцев прошел через тонкую ткань платья.

— Ничего другого не остается. У меня нет выбора.

— Когда вы уезжаете?

— Как можно быстрее.

Она сжала кулаки. Сжала так, что ногти до крови врезались в кожу. Только не плакать. Только не плакать.

Что осталось у нее, кроме гордости?

— Конечно, — негромко произнесла она. — Надеюсь, вы передадите мои наилучшие пожелания лорду и леди Саммервиль.

— И это все, что вы можете сказать?

— Желаю счастливого пути. Он резко повернул ее к себе.

— Черт возьми, Софья.

— Чего вы хотите? — Она тряхнула головой. — Слез? Чтобы я умоляла вас остаться?

— Вы знаете, чего я хочу.

Не выдержав пронзительного взгляда, Софья опустила голову.

— Нет, Стефан.

— У меня не осталось времени на игры, — прохрипел он, привлекая ее к себе. — Мне нужно сесть на ближайший же корабль в Англию. И вы будете со мной.

— Это не игра. — Она попыталась высвободиться. Куда там. — Я уже говорила и могу повторить, что не стану вашей любовницей. Почему вы не желаете принять мое решение?

Стефан наклонился к ее уху:

— Потому что вы и есть моя любовница.

— Нет.

— Хотите, чтобы я отнес вас в спальню и доказал обратное?

Она сжалась, чтобы не задрожать, но по телу все равно прошла теплая волна желания. Он уезжал, и все ее естество восставало против этого.

— Стефан… Он прижался губами к изгибу ее шеи.