нам будет хуже, тем ему будет лучше. И не впервые с тех пор, как мы оказались при этом чертовом Дворе, я начинаю гадать, что лучше – умереть или очутиться в этом проклятом колодце?

И от того, что я уверена: лучше умереть, – мне становится еще страшнее.

Я подумываю о том, чтобы оказать сопротивление, и, судя по выражению лиц моих друзей, они тоже. Но будучи лишены своей магической силы, они мало что могут сделать, тем более что Сайрус считает нас такой угрозой, что приставил к каждому из нас по четыре гвардейца.

Джексон все равно наносит удар ногой и валит на пол гвардейца, который пытается надеть на него ручные кандалы. В ответ он получает удар дубинкой по лицу. Я вскрикиваю, услышав, как дерево дубинки ломает ему нос.

Стоящий рядом со мной Хадсон напрягается, но, посмотрев на него, я вижу, что у него скучающий вид, как будто оказаться в камере пыток – для него в порядке вещей, обычная рутина. Но его глаза пристально и настороженно шарят вокруг, осматривая каждый дюйм. Может, он высматривает путь для побега? Или пытается придумать, как завладеть оружием?

Но полки с оружием тоже охраняют гвардейцы, они выстроились плечо к плечу, так что последнее кажется мне невозможным. Правда мы уже не раз бывали в ситуациях, когда победа казалась нам невозможной, однако мы все еще живы.

Я держусь за эту мысль, пока двое гвардейцев хватают меня и прижимают к стене, а третий закрывает свисающие с нее кандалы сначала на моих запястьях, потом на лодыжках.

Когда металлические обручи смыкаются на моих руках и ногах, я смотрю на Хадсона и думаю о том времени, которое мы потеряли, и о будущем, которое должно у нас быть, чтобы мы могли наверстать это упущенное время. И черт возьми, пусть я в цепях, я не сдамся без боя. Это мой долг перед Хадсоном – и перед остальными, – и я должна сражаться до конца. Не знаю, как именно, но надо придумать и притом быстро. Иначе…

– Знаешь, Грейс, – говорит Сайрус, входя в комнату в своем безукоризненном костюме. Даже в этом ужасном месте он выглядит так, будто собрался на званый ужин, а не планирует мучить одиннадцать подростков. Впрочем, очень может быть, что для него это одно и то же. – Не могу не отдать тебе должное, – продолжает он, придвинувшись к моему лицу. – Ты прямо-таки лезешь из кожи вон, чтобы облегчить мне задачу. Право же, если бы время не поджимало, я бы немного огорчился, что ты оставляешь мне так мало возможностей использовать мои таланты.

Он говорит это вкрадчиво и весело, будто это его забавляет. А еще в его голосе звучит снисходительность, от которой я начинаю злиться. Потому что я терпеть не могу, когда кто-то указывает мне на мои ошибки, особенно если при этом он демонстрирует самовлюбленность и злорадство. А от того, что он, возможно, прав, и от того, что по моей вине друзья оказались втянуты в этот кошмар, мне становится еще хуже.

Но он продолжает, нанося очередной удар:

– Я был готов потерять в битве легионы, чтобы захватить тебя после Лударес, когда укусил тебя и обнаружил, что ты потомок Кассии. – Он качает головой. – Но ты сама вызвалась отправиться в тюрьму вместе с моим никчемным сыном и так облегчила мне жизнь.

От его слов мои злость и тревога превращаются в ярость, но я не отвечаю. Он нарочно дразнит меня, пытается вывести из себя, но я не доставлю ему такого удовольствия.

Когда я не отвечаю, он разыгрывает целое действо – неторопливо снимает пиджак, вешает его на спинку одного из немногочисленных стульев, вынимает из манжет запонки из серебра с аметистами и кладет их в карман брюк, после чего начинает закатывать рукава.

– Должен признаться, я не ожидал, что ты сможешь выжить в Этериуме – и выбраться из него после того, как Адрия всучила тебе цветок. Это было настоящим прорывом, и я полагал, что ты воспользуешься этим шансом и забьешься в какую-нибудь нору, но вместо этого ты опять явилась прямиком ко мне, не так ли? И предоставила мне возможность уничтожить не только тебя, но и всех твоих друзей.

Он качает головой, будто недоумевая, но я не так наивна, чтобы поверить, что это и впрямь озадачивает его. Это тщательно подготовленная речь, предназначенная специально для того, чтобы подорвать мою уверенность в себе. Хотя, разумеется, то, что я это понимаю, не означает, что он не достигает цели. Тем более что с его словами не поспоришь.

Я действительно несколько раз невольно подыграла ему, я раз за разом игнорировала все предупреждающие знаки и ставила друзей под удар, даже когда не желала того или просто пыталась их спасти. В который раз я думаю о том, что у меня должок перед Каргой – трудно об этом не думать, когда Сайрус называет ее Адрией, как будто они закадычные друзья и он знает все о нашем визите к ней.

Значит ли это, что все это время он был с ней заодно? От этой мысли мне хочется кричать – особенно когда я думаю о том, что Карга может потребовать от меня ответной услуги, когда захочет. Или когда захочет Сайрус? Меня захлестывает ужас – неужели я, сама того не желая, привязала себя к королю вампиров, когда пыталась сделать прямо противоположное?

Сайрус делает паузу для драматического эффекта – а вернее, для того, чтобы я взорвалась и вышла из себя. Но я ни за что не поддамся и не доставлю ему такого удовольствия. Только не теперь, когда он отнял у меня так много.

Вместо этого я продолжаю смотреть в пол, стиснув зубы. «Не поднимай взгляд, – повторяю я себе снова и снова. – Не смотри на него. Не смотри. Не смотри».

Спустя несколько бесконечно долгих секунд Сайрус испускает тяжелый вздох.

– А теперь еще и это – ты опять втянула всех в передрягу. Я был уверен, что мне придется высылать поисковые отряды, чтобы силой доставить тебя к моему двору. Однако ты уже здесь. И ты даже не потрудилась договориться со мной об условиях, когда прибыла сюда. Нет, Грейс, только не ты. Ты просто взяла и явилась прямиком в мою темницу, как будто тут медом намазано. – Он качает головой. – Тысячу лет я планировал, что сделаю, когда наконец доберусь до кого-то из потомков Кассии. Я собирал легионы воинов, чтобы захватить тебя и обрести то, чего был лишен