– он словно исчезает. Его кожа принимает болезненно-желтый оттенок, глаза западают – от него остаются только кожа и кости.

Он оседает, валясь вперед, такой слабый, что даже штыри не могут его удержать. Изадора начинает отходить назад, но Сайрус останавливает ее.

– Прикончи его, – рявкает он.

– С удовольствием, – отвечает она, но теперь в ее голосе нет ни прежней умильности, ни прежнего энтузиазма.

Несколько секунд – и Лайам перестает плакать и испускает судорожный вздох, от которого у меня стынет кровь. Он мертв. О боже, он мертв, и Изадора убила его не раздумывая.

Я молюсь о том, чтобы ошибиться, надеюсь, что он просто потерял сознание от боли. Но тут Изадора отпускает руку своего отца, выдергивает штыри из груди Лайама, и я понимаю, что не ошиблась. Орден только что потерял еще одного члена.

Мэйси плачет, тихо и скорбно, как будто наступает конец света. И я ее понимаю, правда понимаю, ведь кто знает, кем из нас Сайрус и его убийственно холодная дочь займутся теперь.

Я в ужасе смотрю, как усохшие запястья Лайама выскальзывают из кандалов, и его безжизненное тело с жутким глухим стуком валится на пол к ногам Изадоры. Но она, похоже, даже не замечает его, а просто подходит к полке и кладет штыри в большую стеклянную банку с прозрачной жидкостью. Мгновение – и жидкость приобретает красноватый оттенок, это кровь Лайама смывается и словно вихрится.

Часть меня до сих пор не может поверить, что это происходит на самом деле, что Лайам в самом деле мертв. Шестьдесят секунд назад он был жив и протестовал против обвинений Сайруса. А теперь бездыханный лежит на полу, превратившись всего лишь в оболочку себя прежнего.

То, что произошло, проигрывается в моем мозгу снова и снова. У Изадоры ушло не больше минуты на то, чтобы выкачать из Лайама его магическую силу и убить его, но я не сомневаюсь, что эта сцена останется в моей памяти навсегда.

Я ожидаю, что сейчас Джексон окончательно слетит с катушек, и удивляюсь, когда он не произносит ни слова. Впрочем, как и все остальные. После гибели Лайама в комнате повисло гробовое молчание, и я знаю: это от того, что все мои друзья охвачены таким же ужасом и так же ошеломлены, как и я сама.

А вот Сайрус, похоже, очень доволен собой. Он потягивается, вращает плечами и машет руками, как будто у него только что была интенсивная тренировка.

– Да, Изадора, на сегодня хватит, – говорит он, продолжая махать руками, и я понимаю, что происходит. Он поглощает магическую силу, которую украл у Лайама. Ублюдок.

Закончив разминаться после совершенного убийства, он снова подходит ко мне и вопросительно смотрит на меня, словно интересуясь, сумел ли завладеть моим вниманием.

Да, он завладел им, завладел целиком. Я видела, как умирал Лайам, и теперь убеждена, что сделаю все, абсолютно все, лишь бы не допустить, чтобы то же самое произошло еще с кем-то из тех, кого я люблю.

– Чего вы хотите? – хрипло спрашиваю я.

– Божественный камень, – отвечает он. – И только ты можешь добыть его для меня.

– Это почему? – спрашиваю я, полная решимости не уступать несмотря на то, что меня так тошнит, что, кажется, вот-вот вырвет.

– Потому что Божественный камень находится внутри замороженного Двора горгулий, и ты, разумеется, единственная, кто может добраться до него. Лайам рассказал мне это с таким восторгом, так что не трудись это отрицать.

– Даже если он действительно находится там, почему вы думаете, что я добуду его для вас? – спрашиваю я.

Он только улыбается, как будто я сказала что-то смешное. Однако в его словах нет ни капли веселья.

– Потому что, если ты его не добудешь, то тебе придется наблюдать, как все, кого ты любишь, умирают так же, как умер Лайам. И в следующий раз я не проявлю снисхождения.

Глава 69. Эпизод, в котором все могут умереть

Слова Сайруса взрываются во мне, как бомба.

Я все еще сама не своя после гибели Лайама, и теперь он говорит мне, что таким же образом убьет всех моих друзей? Даже собственных сыновей?

Я даже не могу себе вообразить, сколько зла нужно иметь в себе для чего-то подобного. Хотя мне нет нужды это воображать – ведь король вампиров стоит передо мной собственной персоной. Не говоря уже о его гнусной злобной дочери.

– Зачем угрожать? – спрашивает Хадсон, заговорив впервые с тех пор, как он прошептал мое имя. – Почему бы не начать нас убивать сразу? Я готов быть первым.

– Он вовсе не имеет это в виду! – кричу я, возмущенно глядя на мою пару. – Что ты творишь? – шиплю я.

Было ужасно наблюдать, как умирал Лайам – быть может, он был предателем, быть может, не был, но он же был человеком. Он вообще не заслуживал смерти, но, даже если ему было суждено умереть, он по крайней мере имел право сделать это с достоинством.

И что же, теперь я должна наблюдать, как моя пара – парень, которого я люблю больше жизни – умрет так же, как Лайам? Ну, нет, ни за что. При одной мысли об этом к моему горлу подступает желчь.

Я не могу этого допустить, как не могу допустить, чтобы так погиб Джексон. Или Мэйси, или Флинт, или Иден, или кто-то еще из моих друзей.

Но очевидно, что Хадсон думает иначе – он пожимает плечами и говорит:

– Я лучше умру так, как хочет этот ублюдок, чем позволю тебе сделать что-то, что навредит твоему народу, Грейс.

– Надо же, как мило, – язвит Сайрус. – Молодая любовь так трогательна. Жаль, что у Грейс другие планы. Не так ли, Грейс?

Он прав. У меня действительно другие планы, как бы противно мне ни было от того, что эти планы совпадают с планами Сайруса. Но он поставил меня в невыносимое положение, в котором я должна сделать ужасный, жуткий выбор.

Но я все равно делаю этот выбор – чтобы спасти Хадсона. Мой выбор всегда будет таким, какой бы ужасной ни была ситуация, каким бы чудовищем ни показал себя Сайрус. Возможно, для королевы горгулий это неправильное решение, но это правильное решение для пары Хадсона. Сейчас, когда в моих ушах еще звучат предсмертные хрипы Лайама, это единственное решение, которое я могу принять.

И если это значит, что меня нельзя назвать хорошей королевой – или что я не достойна быть королевой, – то так тому и быть. Эти мысли и так