что на лице Сайруса снова отражается злорадство. Как будто он знает, что я начала сомневаться и это очень радует его.

– Я почти вижу, как в твоей голове крутятся колесики, Грейс. – Он самодовольно ухмыляется. – До тебя все-таки дошло. Я рад – это значит, что ты наконец усвоила урок.

Он отворачивается от Хадсона – и от меня – и идет вдоль круглой стены, пока не останавливается перед Лайамом. У меня по коже пробегает мороз, к горлу подступает тошнота.

– Черт побери, нет, – бормочет Джексон. – Это брехня.

– Я еще ничего не сказал, – говорит его отец. – Но мне и не нужно, не так ли? Ведь вы и сами поняли, что Лайам с большим удовольствием уведомлял меня обо всех ваших передвижениях.

– Это неправда! – вопит Лайам. – Я никогда…

Сайрус обрывает его речь на полуслове, глубоко вонзив металлические штыри ему в грудь.

Мэйси истошно кричит.

Джексон лязгает своими цепями, пытаясь вырвать их из стены.

А мы, остальные, смотрим, лишившись дара речи.

Поначалу мне кажется, что Лайам мертв, но тут я вижу слезы в его глазах. А затем слышу предсмертный хрип в его груди, когда он пытается набрать воздуха в свои проколотые легкие. Штыри парализовали его.

– Что происходит? – шепчу я Хадсону, но он не отвечает, просто с каменным лицом смотрит на эту сцену, прищурив глаза.

На меня обрушивается паника, она сжимает мою грудь, грозит поглотить меня.

Полная решимости не поддаваться ей – только не здесь, только не сейчас, – я отвожу взгляд от посеревшего лица Лайама, от его дрожащего тела. Я по-прежнему отказываюсь верить, что все это время он был предателем, однако тихий голос в глубине моего сознания шепчет, что это бы объяснило, каким образом Сайрус узнал, когда именно мы отправимся на остров, чтобы освободить Неубиваемого Зверя. И, о боже, если этот мерзавец в самом деле действует заодно с Каргой, как он говорит… то ему было заранее известно, что мы отправимся к ней.

Вместе с этой мыслью мне приходит на ум еще одна, более пугающая, и меня охватывает страх. Если Лайам сообщил Сайрусу, что мы собираемся попросить Каргу дать нам средство для побега из Этериума, то не он ли подстроил все так, чтобы у меня появился перед ней должок? А что, если он хочет, чтобы я добыла для него Божественный камень? Неужели я рисковала всем лишь затем, чтобы подарить ему победу?

Перед моим мысленным взором предстает ужасная картина – моя тетя, изможденная и измученная магическими пытками, но я отгоняю от себя это видение. Как отгоняю и страх, и сомнения, и сокрушительную боль от предательства Лайама. Потому что этого и хочет Сайрус. Чтобы мы боялись и действовали под влиянием страха и таким образом помогли ему осуществить его гнусный план, каким бы он ни был.

Я оглядываю комнату, ища что-нибудь такое, на чем можно было бы остановить взгляд помимо моих друзей, прикованных к стене, и тела несчастного Лайама. Помимо орудий пыток на полках и мерзкого ублюдка, важно распустившего хвост.

Я обращаю внимание на Изадору. Она стоит, прислонившись к стене, и чистит ногти ножом с таким видом, будто то, что происходит, совершенно нормально.

Она не поднимает глаз даже тогда, когда Джексон рычит:

– Я убью тебя голыми руками, подлый ублюдок.

Сайрус шокирован – впервые с того момента, как мы вошли сюда.

– Почему?

– Как это почему? – рычит Байрон. – Ты только что убил нашего друга.

– Он был трусом, – отвечает Сайрус, по-прежнему недоумевая. – И даже хуже – предателем. Он продал своих друзей ради места за моим столом. Он не из тех, о ком вам стоило бы горевать. И я все равно не пустил бы его за свой стол после того, как он перестал быть мне полезен. Ему была неведома верность, а верность – это все. – Он хитро смотрит на Хадсона. – Тебе так не кажется, сын?

Хадсон не отвечает. Как и Изадора, легко водящая пальцами по лезвию своего ножа, она даже не смотрит на своего отца.

Во всяком случае до тех пор, пока Сайрус не поворачивается к своей дочери и не спрашивает:

– Изадора, ты мне поможешь?

Кажется, на мгновение ее плечи напрягаются, но, по правде сказать, это происходит так быстро, что, возможно, это просто игра моего воображения. У нее уходит всего лишь пара секунд на то, чтобы вытереть нож о штанину, вложить его в ножны и подойти к своему отцу.

– Конечно, папа. – Она произносит это как маленькая девочка, ласково и умильно, и это вызывает у меня отвращение.

Впрочем, почти все в этих двоих вызывает у меня отвращение. И это еще до того, как Изадора берется за металлические штыри, торчащие из груди Лайама, словно камертон. Ее руки сжимают их, она делает глубокий вдох и сводит их вместе.

Лайам испускает безмолвный крик, штыри раскаляются докрасна. Голова Изадоры запрокидывается, тело напрягается, а руки тоже начинают светиться красным светом, особенно вены. Они светятся все ярче, пока мне не начинает казаться, что она вот-вот вспыхнет, словно феникс.

Но затем она хватается за сведенные вместе штыри одной рукой. А другую руку светящейся ладонью вверх протягивает Сайрусу.

Он хватает ее, и я сразу же понимаю, что она делает. И знаю, что сейчас произойдет.

Все внутри меня требует, чтобы я отвела взгляд. Я не могу на это смотреть. Это слишком ужасно.

Потому что Изадора и есть секретное оружие Сайруса для кражи магической силы, и теперь она забирает у Лайама эту силу до последней капли.

Глава 68. Есть такие вещи, которые нельзя найти онлайн

Лайам понимает, что происходит – я вижу это по его глазам, по его лицу, по его безмолвному крику.

Он не издает ни звука, но в этом нет нужды. По его щекам текут слезы, в глазах такой страх, что это парализует меня. Парализует всех нас – об этом говорят неподвижность и безмолвие моих друзей.

Я вижу, как магическая сила покидает его тело – нет, она не выливается из него капля за каплей, но я могу видеть, что ее отсутствие делает с ним.

Впечатление такое, будто вместе с магической силой Изадора забирает у него и душу, и я никогда в жизни не видела ничего более ужасающего.

– Она выкачивает души, – потрясенно шепчет Мекай, и я вижу сразу – он прав. Лайам усыхает у нас на глазах, его мышцы, его плоть тают с каждой секундой. И он теряет не только массу