— Зачем это?

Вопреки желанию Жуглет, таинственность происходящего захватила ее. Маркус, конечно, ублюдок, но, по крайней мере, в отчаянии ведет себя не так примитивно, как Виллем.

Жуглет, я знаю, ты все еще подозреваешь меня, но в одном ты не должен сомневаться. Я люблю дочь Альфонса.

Конечно, конечно, — ответила Жуглет, надеясь, что это неправда, но, взглянув в его лицо, внезапно осознала, что сенешаль искренен.

Это было скверно, поскольку относилось к разряду того, на что менестрель не в состоянии повлиять.

— Да, я люблю ее. Если ты по-прежнему действуешь в моих интересах, умоляю, уговори Конрада ускорить наш брак с Имоджин.

Вот, значит, чего он хотел в конечном счете. Она удивленно смотрела на Маркуса, пытаясь решить, способен ли он, потворствуя собственным желаниям, разрушить будущее императора.

Тот, однако, неправильно растолковал удивленное выражение ее лица.

— Тебе не верится, что единственное, чего я хочу, это Имоджин. Сейчас я напишу ей письмо, и ты из первых рук узнаешь, какие чувства я питаю к ней.

— Это ни к чему. — Жуглет сделала вид, что подавляет зевок. — Единственное, чего я сейчас хочу, Маркус, это свернуться калачиком у камина и поспать. Сегодня выдался тяжелый день.

Нужно было срочно остаться одной, чтобы разобраться в том, что она услышала.

— Я все равно собирался писать, — стоял на своем Маркус. — Можешь прочесть? Я хочу, чтобы ты был моим свидетелем. Если ты искренен в своей дружбе ко мне и если когда-нибудь меня призовут к ответу за все происшедшее, будь моим свидетелем.

— Хорошо, — уступила наконец менестрель.

Недавний притворный зевок заставил ее осознать, насколько она в самом деле устала и как дорого ей обошлось нападение Павла в подвале. Да и бесконечные муки Виллема тоже. Не день, а сплошные неприятности.

— Ладно, я твой свидетель.

Она шутливо, но вместе с тем устало поклонилась. Маркус окунул перо в чернильницу и быстро написал:

— Да-да, все ясно, но нельзя ли сегодня вечером обойтись без поэзии? — остановила влюбленного Жуглет, которая читала поверх его плеча. — Переходи к сути, умоляю тебя.

Он, однако, некоторое время продолжал в том же цветистом духе. Жуглет стояла, нетерпеливо притоптывая ногой. В конце концов он написал:

В качестве подписи он поставил букву «М», а под ней витиеватый росчерк самого драматического вида.

— Любовный узелок, — пояснил он с таким искренним и застенчивым видом, что Жуглет почувствовала укол жалости к нему.

Он запечатал письмо воском и протянул его Жуглет.

— Отправь сам.

— Хорошо, — ответила по-прежнему заинтригованная Жуглет.

— Пожалуйста, не откладывай.

Не желая обременять себя этой задачей, Жуглет кликнула пажа и вручила ему письмо. Она так и не поняла, к чему все это. Даже если Маркус и впрямь любил девушку, он почти не знал ее, и то же самое можно сказать о ней. Поэтому Имоджин, прочтя письмо, наверняка решит, что его отправитель не в своем уме. Однако Маркус, по всей видимости, готов пойти на такой риск. Зачем?

Хорошо, он любит ее. Возможно, это чувство взаимно. Маркус никогда не пекся о собственных интересах до такой степени, чтобы ради них пожертвовать браком своего господина.

Он любит кузину императора. Сам по себе этот факт не оправдывает его вероломства. Значит, любит. Ну, пусть. Однако в данный момент это ничего не меняет.

Если только Жуглет не сумеет обратить вновь обретенное знание в свою пользу.

Но как? Ничего не приходило в голову.

В конце концов она вернулась в комнату Конрада с пряным подогретым вином для его величества и украденной колбаской для охранника у двери. В отсутствие менестреля Конрад вызвал к себе женщину и уже почти раздел ее, когда Жуглет вошла. Туника незнакомой блондинки валялась за кроватью, поэтому определить, каков ее статус, было сложно. Женщина, по-видимому, была довольна, что оказалась здесь, и улыбалась, чуть-чуть устало.

— Ох, Жуглет, ты наконец вернулся.

Конрад трудился над красоткой с таким видом, будто очищал яблоко от кожуры, а не обнажал человеческое тело.

— Поставь вино около постели. От всех этих разговоров о женщинах мне захотелось напомнить себе, что от них есть хоть какой-то прок. Но, пожалуйста, совсем не уходи. Можешь спать в гостиной с собаками, они согреют тебя.

— Мне не холодно, но спасибо, сир.

Конрад между тем прижал блондинку к постели, раздвинул ей колени, просунул между ними руку и удовлетворенно улыбнулся.

Жуглет выскользнула в гостиную и свернулась калачиком рядом с дремлющими мальчиками-пажами, пытаясь не обращать внимания на сладострастное хрюканье и подстанывания Конрада, слышные даже через закрытую дверь. У нее мелькнула мысль отправиться спать в большой зал, но там могло быть еще хуже — она могла наткнуться на настоящих любовников, пылающих искренней страстью друг к другу. Несмотря на необходимость как можно скорее разгадать тайну Маркуса, тело Жуглет тосковало по Виллему с остротой, для нее непривычной. Она мучительно осознавала свою женственность, жаждала наполниться им, чувствовать прикосновение его бороды к своей щеке, своим грудям, своим бедрам. Этой ночью ей было нелегко уснуть.

24 июля

Второй день пути был труднее первого, и все же они добрались до Мюльхаузена и, следовательно, не выбились из графика. Если так пойдет и дальше, они прибудут в Кенигсбург до того, как король со своим двором отправится в Майнц. Значит, все испытания не зря.

По мере приближения к болотистой долине Рейна все сильнее досаждали комары, хотя дорога оставалась в тени, да и народу на ней заметно прибавилось. Погода все еще стояла хорошая, однако постепенно свежий горный воздух сменялся теплым, более влажным и плотным.

Проснувшись, Линор с трудом поднялась, но все же настояла, чтобы они отправились дальше сразу после мессы. У них имелась с собой солонина, однако, по ее понятиям, в этот день следовало поститься: завтра предстоял праздник Святого Христофора, а сейчас было не время проявлять неуважение к святым. Поэтому, когда солнце поднялось выше, они купили в маленькой рыбацкой деревушке свежую форель: есть рыбу в постные дни не возбранялось. Зажарили ее на костре, который развели на берегу реки, но съели (по настоянию Линор) уже в дороге, отчего у нее разболелся живот.