— О, ничего столь существенного, сир. Просто заверьте меня, что, если ваш уникальный образец христианского рыцарства не в состоянии сдерживать свои низменные порывы, он отправится путем Николаса. От вашего обожаемого менестреля я не ожидаю многого — от людей его уровня никто не ждет нравственной чистоплотности, — но как мне оправдать моего императора и брата, правителя империи, по самой своей природе считающегося священным, который одобряет такое поведение со стороны придворного? Одно дело, когда рыцари отправляются в долгое путешествие и не имеют другой отдушины, кроме своих оруженосцев, но ваш любимец потворствует своим грязным инстинктам прямо здесь, в замке, где женщины на каждом углу.

Конрад с многозначительной гримасой посмотрел на Жуглет, которая отвела взгляд.

— Что точно ты слышал, Павел? Может, они вместе развлекались с одной женщиной? Оба сильно падки до шлюх, я сам ходил к девкам вместе с ними.

— Может, он и прятал там шлюху, но целовать мне приказал ноги Жуглета. — Павел бросил победоносный взгляд на рыцаря. — Ошибка, за которую ему еще придется расплатиться, поверь мне.

Конрад сердито фыркнул.

— Во всей этой проклятой, заплесневелой крепости нет ни одного человека, от которого можно ожидать разумного поведения, — проворчал он, сверля всех троих взглядом. Потом, кивнув на Павла, но обращаясь к Виллему, продолжил: — Я не могу удалить его от моего двора только потому, что он ведет себя неподобающе, хотя это случалось неоднократно. Ты — другое дело. И ты тоже, — бросил он недовольный взгляд на Жуглет. — Я больше заинтересован в воине, чем в музыканте или шпионе, которому меньше меня известно о дворцовых интригах. Если я буду вынужден выбирать, то заявлю, что это ты сбил Виллема с пути, и тебя вышвырну вон. Или придумаю что-нибудь похуже. Понимаешь?

— Да, сир, — поспешно ответила Жуглет.

— Как ты когда-то говорил? — раздраженно продолжал Конрад. — Просто вылитый Галахад, насколько это вообще возможно для мужчины? — Взгляд императора вернулся к Виллему. — Вот оно, твое новое назначение. С этого дня ты Галахад.

Виллем кивнул, красный как рак, отводя взгляд.

— Да, сир. Позвольте заметить, что Галахад, служа своему господину, много времени проводил, путешествуя по королевству. Может, и мне…

Конрад резким взмахом руки заставил его замолчать.

— По-твоему, мне это не приходило в голову? Если отослать тебя подальше с рыцарским поручением, получится, будто я стыжусь чего-то связанного с тобой — распущенности твоей сестры или же твоей собственной. Нет, ты нужен мне, чтобы вдохнуть в мой двор душу. Знаю, сейчас находиться при мне для тебя очень тягостно, но именно здесь от тебя будет толк, так что ничего не поделаешь. Рассматривай это как публичную проверку своего характера… только такая проверка и имеет значение в политике.

— Попытаюсь, ваше величество, хотя я всего лишь человек.

— Теперь нет, — сердито возразил Конрад. — Если ты довольствуешься тем, что всего лишь человек, возвращайся в Доль. Мне такие люди не нужны. Здесь нужно быть сверхчеловеком или, как в случае с моим братом, недочеловеком… Все свободны. Виллем, возвращайся в гостиницу без Жуглета и обдумай сложившуюся ситуацию. Завтра к ужину я жду тебя в замке — если не возникнут внезапные, извиняющие тебя обстоятельства.

Едва оставшись один, кипящий от злости монарх послал за Маркусом и Николасом. Посланцу он дал несложное поручение — вызвать любовницу, которую Конрад предпочитал другим, и отослать ее в город для выполнения простой, но важной задачи. Маркуса он принял наедине, вездесущие пажи были в соседней комнате. Приказав сенешалю сесть на стул, Конрад в своем роскошном халате развалился на постели с видом скорее усталым, чем расслабленным. С горечью он высказал свои опасения, что Виллем может разочаровать его, и тогда…

— И тогда, Маркус, ты — единственный надежный человек, в чьи руки я могу отдать земли, которые моя дочь получит в приданое. Я подумывал о Виллеме, но по тому, как развиваются события, ты надежнее.

Глаза у Маркуса расширились, но он не произнес ни слова, чем Конрад остался очень доволен: слава Господу, сегодня нашелся хоть кто-то, умеющий вести себя как подобает.

— Да. Учитывая все, что это затрагивает… я дам тебе земли в Ахене в ленное владение и сделаю из них герцогство. Ты станешь герцогом Ахена и женишься на ближайшей родственнице императора. Это покруче «сына крепостного», как любит называть тебя наш невоспитанный Альфонс, а?

Маркус втянул воздух и тут же выдохнул его.

— Да, сир. Хотя Альфонс, мне кажется, готов пересмотреть возможность моего брака с Имо…

— Ну, он опоздал. Ты мой и нужен мне для дочери, — успокоил его Конрад.

Последовала пауза, во время которой Маркус смотрел на усыпанный тростником пол, а император испытывал все меньшее удовлетворение поведением своего сенешаля. В конце концов он добавил с иронией:

— Я потрясен твоей признательностью, Маркус.

Маркус покачал головой и поднял взгляд, пытаясь собраться с мыслями.

— Сир, мой добрый господин, конечно, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность за герцогство и дарованную мне свободу…

— И за мою дочь! — воскликнул Конрад. — Может, она незаконнорожденная, но все равно моя кровь.

— Да, сир, я… — Маркус глянул через плечо на открытую дверь гостиной, где находились пажи, и перешел на шепот. — Могу я говорить откровенно, Конрад?

Король бросил на него любопытный взгляд, но потом рассмеялся, как будто до него наконец дошло.

— О, конечно… Имоджин делает тебя неуправляемым. Должен признаться, это ставит меня в тупик, но мы что-нибудь придумаем, что-нибудь не имеющее отношения к тому, на ком ты женишься. А женишься ты на моей дочери. Объявим об этом публично на Ассамблее. Герцогство ты получишь в день помолвки.

Чувствуя, как его захлестывает волна паники, сенешаль попытался изобразить приличествующую случаю радость. Но… у него ничего не получалось, и Конрад видел это.

— Маркус, я же меняю твою судьбу.

— Да, сир.

Маркус принужденно улыбнулся. В годы юности он продал бы душу за то, что ему только что предложили; однако сейчас мог думать лишь о том, что снова теряет Имоджин. И, хуже того, тот, кто ее получит, может после первой же брачной ночи выставить ее вон. Многие женихи закрыли бы глаза на то, что она не девственница, ради ее богатого приданого, но только не праведный Виллем. Если она достанется ему, он ни за что не простит ее.

Маркус из кожи вон лез, пытаясь выглядеть исполненным благодарности, но Конрад слишком хорошо его знал.

— Не зли меня, Маркус, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Возвращайся к себе, поразмышляй о том, как необыкновенно тебе повезло, и не выходи оттуда, пока не осознаешь, в каком ты долгу передо мной.

Выйдя из спальни императора на галерею, ведущую к лестнице в зал, Маркус уже не пытался скрыть охватившее его отчаяние. На мгновение он остановился, разрываясь между желанием вернуться, с мольбой пасть к ногам Конрада или броситься куда-нибудь, куда угодно, попытаться сделать хоть что-нибудь… но что? Этого он даже представить себе не мог.