– Это чтобы заклятие нужное выбирать, – объяснил Меченый, делая короткое движение указательным пальцем левой руки слева направо. Колесо, провернувшись на одно деление, замерло, коротко и ярко вспыхнула оказавшаяся наверху руна. – Какое заклятие в чаробой вложить – то на усмотрение Охотника, сам знаешь. Некоторые так наполняют, что одного рунного списка не хватает. Но я только надежные использую, проверенные, мне достаточно. Это вот оглушающее…

– Гром-руна?

– Она. А теперь поставлю «град огненных стрел». – Новое, столь же точное и короткое движение, проворот колеса, короткая вспышка. Три повторяющие друг друга молнии.

– Кажется, понял.

– Говорил же, дело нехитрое. Выбрал нужное, наметил цель – и всё, готово. Можно бить.

– Покажешь? – с надеждой спросил, то есть попросил Алёша.

– Не сегодня. Запас волшбы в камнях иссякает, заново наполнять долго, а на ходу и вовсе не выйдет. Мы, брат, не на гулянку едем.

– Ты говорил уже. А как камни наполняют?

– Вот так. – Стоян погасил чаробой и воткнул обугленным концом в землю. – Матушка-земля силой наполнит. Тебе в Китеже разве не объясняли?

– Объясняли, – не стал врать Алёша, при виде вожделенного оружия разом позабывший и нудные рассказы про свойства волшебных камней, и правила обращения с оными. – Знатная вещь, хорошо такую иметь.

– Да и у тебя, смотрю, тоже неплоха. – Стоян кивнул на рукоять Алёшиного меча. – Звездная сталь?

– Она самая.

– Хорош. – Стоян вновь закинул посох-чаробой на плечо. – Пошли, что ли. О Марфе можно и на ходу…

* * *

Они были разные. Очень. Несмышленыш Иванушка и матерый Охотник, но от молчания устали оба. Нет, разумеется, Стоян не хвастался и цены себе не набивал, да и говорил больше не о себе, а о яге, и… всё равно получалось, что о себе. Молодом, немногим старше нынешнего Алёши, Охотнике, забравшемся далеко на север и в одном из тамошних королевств выручившем молодую знахарку. Обычное дело, китежане вечно кого-то выручают. Необычным было то, что тогда еще не Меченый и не носивший чаробоя Стоян прихватил спасенную в Славию. Не потому, что ретивое заговорило, просто та попросилась в одно из тридевятых царств, вот и поехали. Вышло промеж них в дороге что-то или нет, Алёша так и не понял.

Марфа осела на западе Золотой Цепи, Стоян поехал дальше, не оглядываясь и, похоже, не вспоминая, но лет через пять заглянул, благо по соседству дела сыскались. Встретились, выпили зелена вина, повспоминали, и Охотник двинулся дальше, чтобы снова вернуться. Так и пошло, Стоян странствовал, гостевал и опять странствовал, Марфа знахарствовала, годы шли, и в одну дождливую осень китежанин понял, что нечисти с него хватит. Надоело вечно куда-то торопиться, маяться по постоялым дворам, захотелось тепла и своего дома.

Решение пришло вечером, на мокрой дороге. Стоян заворотил коня и отправился, как ему думалось, к тихой пристани. Пристань в самом деле оказалась тише не придумаешь: заколоченный дом всегда тих.

Марфа тоже устала от подступающей старости, вечных жалоб окрестных крестьянок, а всего больше – от ожидания. Яги, которым вечно не хватает добытчиц, это как-то почуяли. Посулили одинокой стареющей женщине покой и почти бессмертие, и она приняла. Как Стояну удалось разыскать забившуюся в Балуйкину чащу ягу, он не рассказал, сумел, и всё.

Тогда Марфа еще напоминала себя прежнюю, настолько напоминала, что расплакалась, но сделанного не воротишь. Яги не преследуют тех, кто им сразу отказал, но вошедшим хозяйкой в чудо-избу обратной дороги нет. Кто раньше, кто позже, но обязательно станет одной из загадочных Сестер, которым до людей не больше дела, чем камню или ветру.

– И сколько Марфе… осталось? – зачем он спросил, Алёша и сам не понял. – То есть сколько она тебе помогать будет?

– Поживем – увидим. С год, думаю, ей верить еще будет можно, а дальше, как выйдет… Эх, ладно. Спускаемся тут, оврагом сподручнее.

После приступа откровенности зачастую тянет если не уйти, то хотя бы помолчать, так что спуск подвернулся как нельзя кстати. Выбирая, куда бы поставить ногу, особо не поболтаешь, да и сказано уже всё и даже больше. Убедить собрата в честности Марфы можно было бы и проще, но Меченый слишком долго молчал, вот и разговорился – на лесной тропке и не выпив ни капли. Теперь, хочешь не хочешь, веди напарника дальше, сперва за скрипучими деревяшками, потом назад, к так и не ставшей женой подруге, на заставу и, наконец, к Лукоморью, где всем станет не до прошлого.

В том, что бою с загадочным Огнегором быть, Алёша уже не сомневался – уж больно лихо всё сходилось. Наглеющая год от года нечисть, тревога в глазах китежских наставников, патлатый чернокнижник со своими упырями и, наконец, добытые ягой вести. Самой драки молодой Охотник не боялся, его тревожило объяснение на Тригорской заставе. Стерегущие рубежи богатыри слушают лишь Князя и своего воеводу, а воеводы случаются всякие. Многие горды сверх меры, таким признать верховенство Охотника, пусть и опытного, что из дому без шапки выйти. А каков воевода, такова и рать…

– Стоян, – окликнул напарника Алёша, когда они достигли дна, усыпанного толстым ковром сухой палой листвы. – Что делать будем, если тебя на заставе слушать не захотят?

– Выслушают, куда денутся… – Меченый закинул голову, словно разглядывая вцепившиеся в склоны коряжистые старые деревья. – Я воеводу тамошнего неплохо знаю. Деляга еще тот, договоримся.

– Выходит, ты что-то надумал уже?

– Зачем мне думать, если со мной брат-богатырь да на богатырском коне. Тебе бывших соратников и вразумлять. Не выйдет словами, в круг позовешь, силушкой померитесь. Только, чур, побеждать – причем не обижая.

– Лады, – коротко согласился Алёша, потому что Стоян рассчитал сразу и верно и нет.

Бывшего товарища воин всегда выслушает, если только этот товарищ не успел учудить чего непотребного. То, что у Алёши вышло с женой Добрыни, в столице приняли по-разному, были и те, кто позору старшего богатыря радовался. А вот то, что «разлучник» уехал, отдав в Княжий Арсенал шит с мечом, многие, не разобравшись, сочли трусостью. Конечно, где Великоград, а где приграничные заставы, тамошние ратники могли об Алёше и не слышать никогда… только добрая слава лежит, а худая бежит. С другой стороны, попробуют позубоскалить, так вызов на бой бросить будет проще, а дальше поглядим.

– Лады, – повторил богатырь, хотя Меченый ни о чем не спрашивал. – Уговорю. Не в кругу, так после, за чаркой.

– Ну да, ну да, – уже знакомо откликнулся занятый своими мыслями Стоян и опять замолчал.

Наверху в ветвях прошелестел ветер, роем золотых бабочек закружились, слетая на дно оврага, мертвые листья. Это было красиво, осень вообще хороша. Прежде Алёша об этом как-то не задумывался, но нынешняя поездка ровно что-то разбудила. Началось с путевого булыжника, вернее, с того, как освобожденный полыхнул алым вечерним солнцем.

«Ты смотришь, но не видишь», – учил в Китеже мастер-следопыт. Читать следы мало, нужно еще и летучие паутинки замечать, и серебристые отблески на лебединых крыльях… Любопытно, Марфа-то сама на своего крылатого приятеля любуется или уже привыкла, а может, яги вообще всё видят по-другому? И ноги у них костяные, и носы жуткие, и бельмо на глазу… При такой волшебной сноровке могли б и исправить, однако не исправляют. Выходит, им так лучше?