Мне пришлось снова пожать плечами.

— Возможно, — я не стал спорить. — Церковь учит, что сюда, в наш мир, отправили всех преступников, которые совершали разные злодеяния, особенно же тех, кто убивал людей.

Тангрейм прищурился.

— Их не казнили, а только сослали? Вместе с женщинами, чтобы дать им возможность оставить потомство?

— Да, — ответил я, — но наши Судьи, в своей великой милости, оставили возможность потомству согрешивших вернуться на Землю. Для этого они воздвигли Башню, и поместили в ней Святая Святых.

— Что там находится? Ты когда-нибудь видел это? — Тангрэйм впился в меня взглядом.

— Нет, — ответил я, — туда допускается только один человек — служитель Башни. Раз в году он моет пол и вытирает пыль в Святая Святых. Мы живём в довольно грязном мире, и эта грязь проникает даже туда, несмотря на все преграды… А то, что находится в Святилище, должно оставаться чистым.

— Но ты спрашивал его — что там? — Тангрейму и в самом деле было интересно.

— С ним затруднительно вести беседы… Перед тем, как новый служитель приступит к работе, ему вырезают язык, чтобы он случайно не нарушил тишину в Святилище. И лишают слуха, чтобы он не слышал ненужных вопросов и посторонних приказов. С ним не нужно общаться — он и так знает, что ему делать… За свою службу он получает кровь паломников, — зачем-то добавил я, ловя себя на мысли, что оправдываюсь. Мне было неприятно вспоминать обстоятельства, при которых последний служитель Башни получил свою должность.

— Интересно всё же, что здесь ищут паломники? — Тангрэйм наморщил лоб.

— Благочестивые люди везут сюда приношения, и молятся Судьям о даровании Слова, — ответил я. — Многие из них верят в то, что после смерти их души попадут на Землю. Я, впрочем, не понимаю, что такое «душа», — честно сказал я, — но миряне вообще склонны к суевериям. Церковь, впрочем, не опровергает этих учений. В конце концов, нам тоже нужно жить.

— И всё же: что находится в Святая Святых? — Тангрейма было сложно отвлечь от того, что он хотел знать.

— Существует тайный свиток с изображениями, — признал я. — Судя по нему, Святая Святых — это небольшая круглая комната, в середине которой находится какая-то вещь. Рукописи называют её «компьютер». Точное значение этого слова нам неизвестно. Мы знаем, что эта вещь мертва, но в то же время обладает разумом. Не спрашивай меня, как это возможно. Так гласит учение Церкви, этого достаточно. Мы знаем также, что у него внутри есть железное ухо, которое устроено так, что слышит человеческую речь, и стеклянный глаз, который видит. И эта вещь, находящаяся там, внутри, ждёт того, кто войдёт в Святилище и произнесёт Слово. И если Слово будет произнесено правильно, мы все вернёмся домой.

— Как это произойдёт? — Тангрейм чуть шевельнулся, устраиваясь поудобнее. — Существует ли учение Церкви о том, каким образом все жители этого мира смогут переместиться на Землю?

— Мы этого не знаем, — осторожно сказал я, — на этот счёт существуют разные мнения. Есть и такое, что нашим Судьям подвластно самое пространство, и если они возжелают, мы в мановение ока окажемся там, на Голубой Земле… Но, скорее всего, это сказки. Во всяком случае, важно одно — мы будем прощены, и вернёмся домой. Это главное.

— А если Слово будет произнесено неправильно, умрёт тот, кто его произносил, — закончил Тангрейм, вздыхая, — и многие другие — тоже. И с каждой неудачной попыткой умирает всё больше…

— Вот именно, — заключил я.

— Ты знаешь, почему это происходит? — Тангрэйм буквально прожёг меня взглядом.

— Нет, — я опять пожал плечами, — Люди умирают, и всё.

— И всё же — существует ли какое-либо церковное учение об этом?

— Церковь учит, — начал объяснять я, — что Святая Святых способно испускать невидимый глазу свет…

— «Невидимый свет» — это как «холодный огонь», — тут же отреагировал Тангрэйм. — Кажется, это называется противоречием.

— Я не говорю, что это свет, — я опять почувствовал, что приходится защищаться. — Известно только, что он подобен лучам, но невидимым глазами, и проходящим сквозь любое вещество, прозрачное или непрозрачное… Но всё это домыслы. Как бы то ни было, вокруг Башни образуется что-то вроде круга, внутри которого умирают все, кто в нём оказался… И с каждым разом этот круг становится шире. В этом состоит Проклятие Судей: мы должны нести наказание за своё неразумие.

— Что известно о Слове? — Тангрейм по-прежнему изображал заинтересованность, но я почувствовал, что главное — в чём бы оно не заключалось — он уже узнал, и теперь просто удовлетворяет своё любопытство.

— Церковь учит, что люди увидят Слово, когда отрекутся от всех грехов, перечисленных в катехизисе, и станут хорошими. Тогда Слово будет нам дано.

— Как? — Тангрейм скучал.

— На этот счёт есть разные толкования… Точно известны только две вещи. Оно будет написано на земле. И ещё: оно будет написано буквами Священного Алфавита. Вот такими же, как эти, как ты говоришь, пятнышки, — я показал на потолок. Впрочем, согласно разного рода еретическим учениям, Слово уже давно присутствует в мире, и остаётся только разыскать его. Надеюсь, ты не собираешься этим заниматься? — на всякий случай спросил я.

— Нет, Святой отец, — серьёзно ответил Тангрэйм.

— И, — добавил я для очистки совести, — ты ведь не полагаешь, что Святая Церковь владеет Словом, и намеренно скрывает его от людей?

— Нет, Святой отец, у меня нет таких мыслей, — столь же серьёзно ответил Тангрэйм.

Он понимал, почему я об этом спрашиваю: согласно церковному преданию, некогда крестьянский вождь Гафранг Чёрный захватил Остров, и две недели кряду истязал восьмого Патриарха Церкви, Энгра Мученика, пытаясь вырвать у него Слово — каковое, как полагал этот несчастный бунтовщик, Церковь коварно утаивает от простолюдинов. Согласно церковному преданию, несчастный Энгр скончался, твердя, что Слово ему неведомо, но один из его слуг, подвергнутый тем же мучениям, предпочёл ложь и быструю смерть. Трудно сказать, так ли это было на самом деле — живых свидетелей всё равно не осталось. Во всяком случае, Гафранг поднялся в Святая Святых и произнёс то, что ему было сказано — с обычными последствиями. В те времена, впрочем, наказание за кощунство было легче, чем сейчас: умерли только те, кто находился на Святом Острове.

Потом было ещё несколько попыток, и каждый раз смертельный круг вокруг Острова расширялся. Несколько сумасшедших, прорвавшихся в Башню. Воры, искавшие в Башне сокровища, и не умевшие держать язык за зубами. Несколько фанатиков. Один самоубийца, не желавший умирать в одиночестве…

Особенно опасны оказались фанатики. Две последние катастрофы были связаны именно с ними.

Каббалист Ормус, маг, астролог, лекарь и бродячий проповедник, утверждал, что он видел Слово, высеченное на скале в центре легендарного плавающего острова Оберон. Скорее всего, он верил в то, что говорил. Во всяком случае, когда его корабли причалили к Святому Острову, он сошёл на землю в окружении толп уверовавших, готовых положить свои никчёмные жизни за то, чтобы Ормус мог войти в Святая Святых. Четырнадцатый Патриарх Церкви, Дук Малый, погиб, защищая с горсткой уцелевших монахов, вход в Башню. Ормус и его люди погибли на несколько минут позже — когда он всё-таки вошёл в Святыню и произнёс то, что он в своём безумии принимал за Слово. Когда Церковь вернулась на Остров, служителю пришлось повозиться, вытаскивая из Башни высохшие тела. Они были настолько сухими, что даже не разваривались в котле. От самого Орамуса, кажется, осталась только горстка пыли. Ближайшие острова вымерли полностью. После этого началась война между Западом и Востоком за освободившиеся клочки суши с кормовыми отмелями. Война унесла, наверное, не меньше жизней, чем Проклятие — говорят, после Битвы при Танге несъеденные трупы выбрасывали в море, столько было погибших. После этого интерес к поискам Слова среди обычных мирян пропал.