Я прикинул расстояние. Если меня не накроет кашель, не усилится мороз и не начнется светящийся снег, идти часа четыре.

Если бы, да кабы. Сейчас бы грибочков, но нет.

Достав из шкафа тощий рюкзак, я аккуратно положил в него заряженный наполовину планшет. Сойдет и так. Привалов до предполагаемого Места не будет, а обратно мне уже не дойти. Я снова раскашлялся, привычно вытерев губы ладонью. На коже отпечатались несколько красных полосок. У меня в запасе – день, вряд ли больше. Скорее, немного меньше, но до цели я дойду. Я заглянул в рюкзак. Глонасс-маячок, который и надо активировать на передачу, если найду Место. Начатый блок сигарет. Фляга с водой. Фонарик. Запасные батарейки. Три банки консервов. Жестяной, какой-то уродливый на вид орден Армии за ту стычку возле Яровой. Запасные обоймы к висевшему возле входа рядом с моей маской «Уральцу». Аптечка, из которой давно было вытащено почти все, кроме пузырька йода и свернутого кольцом жгута. Запасной свитер. Комок из грязного белья, который неделю не доходили руки выкинуть. Пакет со свежими трусами. Коробка с ракетницей.

Мне внезапно захотелось насмешить бога, которого больше нет. Выпить йод залпом и повеситься на жгуте прямо посреди этой ухоженной комнаты. Уйти досрочно над нелепо умершим на кровати Данилой, повторяя его доблестный боевой путь. Я хрипло рассмеялся, стараясь не кашлять, вынул фонарь и затянул завязки рюкзака.

Идти пришлось даже меньше, чем я рассчитывал. Или просто чувство времени начало отказывать мне одновременно с чувством страха? Я не знаю. Шел и шел, наткнувшись на заброшенную дорогу от дач к железнодорожной станции. Конечно, ее никто не чистил этой зимой, но идти было проще, чем до этого по целине. Стаскивал маску. Кашлял. Проверял направление по навигатору – иду как по струнке, забавно. Сплевывал красным в серый снег, возвращал намордник на место и шел дальше.

На исходе четвертого часа я увидел впереди небольшое свечение. В отличие от зеленоватых гнилушек на местах падения боеголовок, светилось что-то синее. Очень слабо, но я пристально всматривался и заметил сразу.

Вблизи пентаграмму угадать было невозможно. Из равнодушного космоса она смотрелась совсем не так – просто невысокий заборчик с тремя столбами на переднем плане и двумя, еле видными, позади. Забор оказался не пластиковым, как я решил издали. Он вообще не состоял из чего–либо материального: просто очерченные едва видным синим свечением параллелепипеды из воздуха. Непрозрачные, но и не плотные. Я прошел сквозь ближайший к дороге участок, оглянулся на цепочку своих следов, и побрел к тому, что считал центром фигуры. Внутри ограды было заметно теплее.

Если бы мне дали задание соорудить Место, я бы сперва расширил сознание наркотой до горизонта. Потом отоспался, запросил пяток рельсов и взвод безумных великанов на подмогу, чтобы соорудить нечто, напоминающее объемный иероглиф «ками». Оно казалось парой случайно забредших на танцплощадку существ из изломанных и скрученных полос металла, отражавших синее свечение ограды. Зашедших и оставшихся навсегда. Девушка в коротком платье со странно вывернутыми руками и ее плечистый кавалер – или буква «Ф» с дополнительной горизонталью, если вам так угодно. Мне никак не было угодно, если честно.

Вообще, плевать, особенно при очередном приступе рвущего изнутри кашля.

Фигуры стояли на каменном постаменте, что усиливало сходство с памятником в парке. Я подошел ближе и устало присел на край камня, показавшегося мне горячим. В глазах нарастала резь, приходилось чаще моргать. Расстегнув куртку, я сдернул с головы надоевшую маску и бросил ее за статую, в темноту. Автомат хотелось закинуть туда же, просто не было сил. Я положил его рядом.

Надо отдышаться и достать маячок. Достать, активировать и ждать, пока сюда не прилетит оставшееся на базе звено беспилотников. Серые тени, везущие пару тонн спящего пламени. Мне они помочь ничем не смогут, только приблизят смерть. Но ведь и погибнуть под ракетным обстрелом – тоже удача, правда? Особенно по сравнению с захлебнувшимися кровью бойцами.

Я откашлялся и лениво достал планшет. Маячок, словно ткнувшийся мне щенком в руки – возьми, включи, давай! – я оставил пока ждать команды. Закурил и с удовольствием открыл папку с парижскими фотографиями. Араб смешно дернул плечами и вытащил-таки из небытия тележку. Ну да, мороженое, я почему-то так и думал. Розовая майка и ярко-синие джинсы здесь смотрелись бы диковинно, а там были к месту и ко времени.

Листая внезапно ожившие срезы прошлого, я вспомнил, что мне говорили про Место. Здесь можно попросить бога, которого больше нет, о чем угодно. Как у Стругацких. И все-все-все исполнится, это же так?

Я не услышал ответа, но мне показалось, что в теплом воздухе пронесся еле слышный вздох. Как порыв ветра. Как поцелуй солнца, отданный нагретым камням и песку. С планшета мне робко улыбнулась девчонка, почти подросток, явно спешившая куда-тона занятия. Украшенный значками рюкзачок болтался у нее за спиной. В ушах – наушники, а в лицо ярко светит парижское солнце, обещая вечное счастье.

«Ага… Счастья, что ли попросить для всех, сволочи? Даром? И пусть никто не уйдет обиженным?», – лениво подумал я. – «А на кой черт вам счастье, оно у вас уже было. И солнце было. Мороженое за пару евро и мир во всем мире. Вы же сами все просрали, отчаянно стремясь к победе над придуманными врагами, к торжеству – кто веры, кто идей, кто денег. Вам сколько не дай, все – мало. Поэтому нет у меня для вас желаний. И для себя – тоже нет. Если мне не умереть на взморье с бокалом «Мартеля», то и вам остается сдохнуть там, где вы есть. Без надежды и без пощады. А если вы уйдете обиженными, я не заплачу. Меня уже точно не будет к тому счастливому для всех моменту».

Послышался ровный гул.

Похоже, полковник соврал: активировать маячок необходимости не было, он сам отослал на базу сигнал о прибытии бойца на координаты и теперь наводил на меня звено. А может, у меня просто зашумело в ушах от приступа кашля. Словно зашипело, как волны. Тянущиеся языками и никак не желающие оставить в покое яркий, освещенный солнцем песок.

Одно желание

– Пить или не пить, вот где вопрос! – веселым голосом сказал папа, слегка запнувшись на запятой.

– В чем, – не отрываясь от нарезания оливье, поправила мама, сдувая падавшую на глаза челку. Картошка на доске энергично превращалась под ножом в кубики.