непосредственной связью с Богом? То есть свойственна ли мне та уверенность, которая помешает личности раствориться в толпе?

6. Самопознание

565 Утвердительный ответ на этот вопрос возможен только тогда, когда человек готов подчиниться требованиям строгого самоанализа и самопознания. Согласившись на это, он не просто уяснит некоторые важные истины о самом себе, но и получит психологическое преимущество: сумеет показать себя достойным серьезного внимания и сочувственного интереса. Он как бы объявит миру о собственном человеческом достоинстве и сделает первый шаг к постижению основ своего сознания, то есть к бессознательному, единственно доступному источнику религиозного опыта. Это, конечно, не означает, что бессознательное, как мы его обозначаем, тождественно Богу или занимает место Бога. Оно – лишь среда, из которой, как кажется, проистекает религиозный опыт. Что касается иных причин возникновения подобного опыта, ответ на этот вопрос лежит за пределами человеческого знания. Познание Бога есть трансценденция.

566 Религиозный человек получает немалое преимущество, когда перед ним встает важнейший вопрос, примета нашего времени: он имеет ясное представление о том, что субъективное существование опирается на отношения с «Богом». Я беру слово «Бог» в кавычки, чтобы показать, что мы имеем дело с антропоморфной идеей, динамизм и символизм которой опосредованы бессознательной психикой. При желании любой человек может приблизиться к источнику таких переживаний, независимо от того, верит он в Бога или нет. Иначе мы лишь в редких случаях наблюдаем те чудесные обращения, прототипом которых может служить опыт Павла по дороге в Дамаск[328]. Вообще факт существования религиозного опыта уже не нуждается в доказательствах. Но люди всегда будут сомневаться относительно того, что фигуры, которые метафизика и теология называют Богом (или богами), являются реальной основой наших переживаний. На самом деле этот вопрос – праздный, на него целиком отвечает субъективно подавляющая нуминозность переживания. Любой, кто испытывал подобное, был поглощен этим переживанием; он не в состоянии предаваться бесплодным метафизическим или эпистемологическим спекуляциям. Абсолютная уверенность взывает к самой себе и не нуждается в антропоморфных доказательствах.

567 Ввиду общего невежества и предвзятого отношения к психологии следует считать бедой нашей дисциплины то обстоятельство, что единственный опыт, который придает смысл индивидуальному существованию, должен, по всей видимости, исходить из среды, возбуждающей общие предубеждения и суеверия. Снова и снова доводится слышать: «Из Назарета может ли быть что доброе?»[329]. Бессознательное, если прямо не рассматривать его как своего рода мусорную корзину для сознательного разума, предполагает «сугубо животную природу». Однако в действительности и по определению оно обладает неопределенными размерами и структурой, а потому всякая его оценка бессмысленна, от нее следует отказаться как от предубеждения. Так или иначе, подобные суждения показались бы крайне странными в устах христиан, которые верят, что Господь родился на соломе в хлеву, среди домашних животных. Наверняка многим больше пришлось бы по вкусу, родись Он в храме. Точно так же ориентированный на мир вовне массовый человек ищет нуминозный опыт в массовых митингах, каковые, разумеется, внешне куда привлекательнее индивидуальной души. Даже прихожане христианских церквей разделяют это пагубное заблуждение.

568 Утверждение психологов о важности бессознательных процессов для религиозного опыта крайне непопулярно как среди политических правых, так и среди политических левых. Для первых важнее всего историческое откровение, пришедшее к человеку извне; для вторых все это полная ерунда – ибо у человека нет никакой религиозной функции, кроме веры в доктрину партии, когда вдруг зачем-то требуется истовая вера. Кроме того, различные вероучения проповедуют совершенно разное, хотя каждое из них притязает на обладание абсолютной истиной. Но сегодня мы живем в унитарном мире, где расстояния измеряются часами, а не неделями и месяцами. Экзотические народы перестали развлекать зевак в этнологических музеях. Они стали нашими соседями, и вчерашние частные заботы этнологов сделались сегодня общими политическими, социальными и психологическими проблемами. Идеологические области уже начинают соприкасаться и взаимопроникать, так что не за горами, может быть, то время, когда остро встанет вопрос о взаимопонимании. Сделать себя понятным, безусловно, невозможно без далеко идущего понимания точки зрения другого, а необходимое понимание будет иметь последствия для обеих сторон. История, несомненно, отвергнет тех, кто считает своим призванием противостоять этому неизбежному развитию, при всей желательности и психологической потребности во что бы то ни стало сохранять все существенное и полезное в нашей собственной традиции. Несмотря на обилие различий, единству человечества суждено утверждаться неудержимо. На этот исход марксистское учение делает ставку, тогда как Запад надеется достичь своей цели посредством технологий и экономической помощи. Коммунизм не пренебрегает значимостью идеологического элемента и универсальностью основополагающих принципов. Цветные расы разделяют нашу идеологическую слабость и в этом отношении уязвимы не менее нашего.

569 Недооценка психологического фактора может иметь печальные последствия, а потому давно пора разобраться в этом вопросе. Пока это намерение еще остается благонамеренным пожеланием, поскольку самопознание, будучи крайне непопулярным, воспринимается как малоприятная, идеалистическая цель, отдает морализаторством и поглощается психологической тенью, каковую обыкновенно вообще отрицают или о каковой стараются не говорить вслух. Задача нашей эпохи и вправду почти неразрешима. Она предъявляет самые высокие требования к нашей ответственности, если мы не хотим оказаться повинными в очередном trahison des clercs[330]. Эта задача выпадает прежде всего тем ведущим и влиятельным личностям, которые обладают необходимым интеллектом, чтобы постичь ситуацию сегодняшнего мира. Можно было бы ожидать, что они прислушаются к своей совести. Но поскольку речь идет не только об интеллектуальном понимании, но также о моральных выводах, у нас, к сожалению, нет повода для оптимизма. Природа, как мы знаем, не настолько щедро раздает свои блага, чтобы в одном человеке возвышенный разум сочетался с сердечными дарами. Как правило, там, где присутствует одно, другое отсутствует; если одна способность развита в совершенстве, обычно это происходит за счет всех прочих. Несоответствие между интеллектом и чувством, и в лучшие времена затрудняющее жизнь, представляет собой особенно болезненную главу в истории человеческой психики.

570 Нет смысла формулировать задачу, которую ставит перед нами наша эпоха, как нравственное требование. В лучшем случае мы лишь проясним мировую психологическую ситуацию настолько, что ее сможет разглядеть даже близорукий, а озвученные слова и идеи разберут даже слабослышащие. Можно уповать на поддержку понимающих и людей доброй воли, а потому нельзя прекращать повторять те мысли, которые необходимы нашей эпохе. В конце концов, правда поддается распространению ничуть не хуже заведомой лжи.

571 Я хотел бы обратить внимание читателя на главное затруднение, с которым нам неминуемо предстоит столкнуться. Те гнусности, в которых в последнее время погрязло человечество стараниями диктаторских государств, есть не что