Стражники дворца Безмятежности видели меня с книгой. Даже если на пляже ко мне бежал не Себастьян, наверняка его уже ввели в курс дела. Я склоняю голову, вспоминая, как он смотрел на меня, когда занимался со мной любовью прошлой ночью. Горе на его лице, когда он услышал, как банши поет мое имя. Искренность в его глазах, когда он говорил о своей матери.

«Ей пришлось многим пожертвовать ради нашего двора. И, возможно, еще большую жертву она принесла ради меня».

Мое плечо пульсирует, в моей груди – осколки моего бесполезного сердца – и, кажется, я вот-вот потеряю надежду. Я допиваю вино, но оно не может заглушить мою боль.

– Ты так близка к завершению всех заданий, – говорит король. – Почему ты выглядишь так, словно у тебя разбито сердце?

Я вздергиваю подбородок. Я позволила ему увидеть слишком много.

– Принц может не позволить мне вернуться в замок. Я сделаю все возможное, чтобы вернуть третью реликвию, но…

Его лицо расплывается в улыбке, а глаза сверкают.

– Тебе не нужно возвращаться в замок, девочка моя. Третья реликвия, которая мне нужна, – корона короля Оберона. Без нее я никогда не смогу восполнить ущерб, который королева Арья нанесла моему двору.

Я едва сдерживаю смех. Она нужна всем – безумно нужна. Как, по его мнению, я должна ее искать, если ее не может найти даже Финн – принц Неблагого двора и законный король. Я уже столько потеряла, но чувствую, что я будто уже начала сходить с ума.

– Хорошо. Скажи, где корона, и я сразу же начну ее искать.

Просто покончи с этим. Просто верни мне мою сестру и отправь нас домой.

– О, ее тебе не придется красть. Она у тебя уже есть. Откуда, как ты думаешь, взялась твоя сила.

Теперь я и правда начинаю смеяться. Корона у меня? Это так нелепо, что я просто не могу сдержаться. В конце концов я складываюсь пополам от смеха. Удивительно. Все это время корона была в пределах досягаемости – и Мордеуса, и Финна.

– Если бы Финн об этом знал, – говорю я, все еще не перестав смеяться.

– О, но он знает. И принц Ронан тоже. Как ты думаешь, почему они оба так заботятся о твоем благополучии? И почему оба пытаются покорить твое сердце?

Я поднимаю руки.

– Хорошо. Где она?

Как же я устала.

Когда я представляю, что Себастьян сидит в Золотом дворце подле умирающей матери, мое сердце разрывается на куски. А вдруг она уже мертва? Как быстро после кражи книги умрет королева? Я никогда никого не убивала. Неужели я теперь убийца?

Я больше не хочу об этом думать. Я просто хочу покончить с этим.

Глаза короля сверкают.

– Где же носить корону, как не на голове?

Я начинаю смеяться еще громче и не могу сдержать фырканья.

– Ну, в таком случае, – я притворяюсь, что снимаю с головы невидимую корону и протягиваю ее ему, – держи.

– Если бы все было так просто, – он щелкает пальцами, и мой смех застревает в горле, когда тронный зал погружается во тьму. – Посмотри на себя в Зеркало открытий.

– В темноте?

Он не отвечает, но я подчиняюсь. Я достаю зеркало и ожидаю увидеть в нем черную как смоль комнату. Но, когда я смотрю на свое темное отражение, у меня по коже пробегают мурашки. Я вижу, как в мои волосы вплетается нить звездного света, образуя… сверкающую корону.

Корона на моей голове переливается оттенками синего, фиолетового и их полутонами.

Я поднимаю дрожащую руку, чтобы дотронуться до макушки – попытаться ухватить корону, которую вижу в зеркале, – но не могу. Я смотрю на свое отражение, пытаясь сдвинуть корону с места, но она остается.

– Это волшебная корона, – говорит король Мордеус. – Это королевство так долго умирает, потому что ее носит человек. Здесь может править только тот, в ком течет кровь Неблагих.

– Я… – я не могу отвести взгляд от своего отражения в зеркале. Корона не просто красива. Она завораживает. – Как?

– Мой брат Оберон любил твою мать.

Услышав эти слова, я чуть не уронила зеркало.

– Что?

Здесь так темно, что я с трудом различаю выражение лица Мордеуса. Это какая-то шутка. Все это.

Мордеус щелкает пальцами, и свечи в настенных канделябрах вспыхивают, оставляя комнату в длинных тенях и меняя мое отражение. Короны теперь не видно.

– Когда-то он попал в ловушку в царстве смертных и влюбился в твою мать, – говорит он. – Но когда он наконец смог вернуться в Фейри, то она отказалась идти с ним. Пока он пытался отвоевать у меня трон, она осталась в мире смертных, встретила твоего отца и влюбилась. К тому времени, как Оберон укрепил порталы и смог безопасно вернуться к ней, твоя мать уже была замужем и родила двух маленьких девочек – тебя и твою сестру.

«Когда-то король теней оказался заперт в мире смертных. И одна женщина безумно влюбилась в него…»

Мама не просто рассказывала нам сказки на ночь. Она рассказывала нам свою историю.

– Оберон дал ей музыку ветра[2], – продолжает Мордеус, – и сказал, что, если когда-нибудь он будет ей нужен, ей нужно будет всего-навсего повесить ее на полночном ветру и музыка призовет его к ней. Она так и не забыла Оберона, но была счастлива в мире смертных с мужем и дочерьми. И вот однажды ночью, когда вы спали, ваш дом поглотил страшный пожар.

Я закрываю глаза и вспоминаю ту ночь. Тот жар. Треск горящих дров. То, как горели мои легкие, когда я пыталась набрать достаточно воздуха. Джасалин в моих объятиях. В том пожаре погиб мой отец – и мы тоже чуть не погибли.

– Вы, девочки, во время пожара сильно обгорели. Но самые тяжелые травмы получила ты. Ты пыталась защитить сестру. Вы были очень плохи. Твоя мать повесила музыку ветра и умоляла своего старого любовника о помощи. Оберон исцелил твою сестру и оставил ее без единого шрама. Но твои раны были так глубоки, что тебе не смог бы помочь самый величайший целитель. Любовь к твоей матери ослепила моего брата, – голос Мордеуса полон отвращения. – Он не хотел, чтобы она страдала, переживая потерю дочери, поэтому спас тебя единственным доступным ему способом.

Я смотрю на то место, где чары Себастьяна все еще скрывают шрам у меня на запястье. Это единственное, что напоминает мне о пожаре, который, я знала, должен был меня убить.

– Как он это сделал? – спрашиваю я.

– В момент твоей смерти он отдал свою жизнь, чтобы спасти твою.

Я помню, как моя мать умоляла целителя своим глубоким голосом.

«Спаси ее, пожалуйста».

В каком она была отчаянии, как была убита горем, когда поняла, какую цену придется за это заплатить.