– Это не так! – возопил он. – Ложь! Богов нет и никогда не было; все это ложь!

Я улыбнулся, глядя в его искаженное злобой отвратительное лицо. Итак, в сердце Некопта нет веры ни во что, худшего циника и представить трудно.

– Елена, – сказал я. – Менелай – твой муж, ты должна принадлежать ему, что бы ни произошло между нами.

Кивнув, она ответила почтительно, но с легкой улыбкой:

– Понимаю, Орион… Или мне подобает обращаться к тебе „господин мой Осирис“?

Я усомнился в том, что она верит мне. Впрочем, не важно: она поняла, что я хотел сказать, и ничего не имела против. Больше мы не увидимся…

Не ответив царице, я повернулся к ее мужу:

– Ты, Менелай, сокрушил стены Трои, ты прошел полмира, разыскивая эту женщину; теперь она твоя, ты вернул ее своей доблестью. Защищай ее и храни. Забудь о прошлом.

Менелай выпрямился в полный рост и почти по-мальчишески посмотрел на Елену.

– Дураки! – плюнул Некопта. – Я прикажу всех вас перебить.

– Твои воины не поднимут мечей на бога, жирный жрец, – сказал я ему. – Веришь ты в меня или нет, но они-то поверят.

Он знал, что я собираюсь убить его. Когда я шагнул к нему, его крошечные поросячьи глазки забегали. И вдруг жирной рукой Некопта схватил Елену за шею. Узкий кинжал блеснул в его другой руке, и он поднес лезвие к лицу красавицы.

– Она умрет, если вы меня не послушаетесь! – провизжал он.

Он стоял слишком далеко от меня – я не успел бы дотянуться, если бы он решил перерезать ей горло, как своему брату-близнецу. Менелай застыл рядом, стискивая копье в правой руке.

– Убей его! – приказал Некопта Менелаю. – Вонзи свое копье в сердце этого пса.

– Я не могу убить бога.

– Он бог не более, чем ты или я. Убей его, или она умрет.

Менелай повернулся ко мне и поднял копье. Я стоял не шевелясь. В глазах ахейца мелькали смятение, страх, но только не ненависть или гнев. Ненависть излучало лицо Некопта, глаза его полыхали. Елена посмотрела на мужа, потом на меня.

– Сделай то, что ты должен сделать, Менелай, – произнес я. – Спаси свою жену. Я умирал много раз, и еще одна смерть не пугает меня.

Царь Спарты занес свое длинное копье над головой, а затем, резко развернувшись, вонзил острие в жирную шею жреца. Некопта вскрикнул сдавленным голосом, тело его содрогнулось, нож выпал из онемевших рук. Выпустив Елену, он вцепился в древко копья, будто надеясь его вырвать. Тело его изогнула судорога. Менелай выдернул копье из шеи Некопта, жирный жрец грудой плоти осел на каменный пол. Из огромного тела хлынула кровь.

Бросив копье на пол, Менелай потянулся к Елене. Она припала к его груди с видимым удовлетворением.

– Ты спас меня, – произнесла она. – Ты спас меня от этого злобного чудовища.

Менелай улыбнулся, в мерцающем свете настенных ламп мне показалось, что он слегка раскраснелся.

– Ты поступил правильно, – сказал я ему. – Этот шаг требовал мужества.

С легкой застенчивостью он провел пальцем по темной бороде:

– Я не новичок в битвах, мой господин. Много раз мне доводилось видеть, что бывает, когда копье вонзается в плоть.

– Ты избавил Египет от великой беды. Возьми жену и возвращайся в столицу. Хорошо служи царевичу Арамсету, тяжесть власти ляжет теперь на его плечи. И однажды он действительно сделается царем.

Обняв Елену за плечи, Менелай направился к выходу. Она обернулась, чтобы наконец попрощаться со мной, и вдруг закричала:

– Орион, сзади!

Я оглянулся и увидел залитого кровью Некопта. Поднявшись на ноги, пошатываясь, он держал в руках длинное копье Менелая. И, рванувшись из последних сил, он вонзил окровавленный наконечник мне в грудь, навалившись на древко всем телом.

– Ты не… бог… – охнул он и, наконец упав лицом на каменный пол, умер.

Внезапная боль затопила мой мозг, жестоко напомнив о всех прочих пережитых мной смертях и предсмертных муках. Я замер на месте, копье торчало из моей груди. Каждый нерв моего тела кричал от боли. Сердце мое пыталось качать кровь, но острая бронза разрубила его на части. Я упал на колени и увидел собственную кровь на полу. Елена и Менелай застыли, в ужасе не сводя с меня глаз.

– Идите, – сказал я им.

Я хотел приказать, но смог лишь слабо прошептать свое пожелание.

Елена шагнула ко мне.

– Ступай! – произнес я уже громче, но от усилия у меня закружилась голова. – Оставьте меня! Делайте, как я сказал!

Менелай обнял за плечи свою царицу, и они исчезли в проеме двери… Их ждала ночная дорога в столицу… А потом жизнь, возможно лучшая, чем прежняя, быть может даже счастливая.

Силы оставили меня, и я тяжело осел, опираясь на копье, которое не позволяло мне упасть… Тупой конец его уперся в отвратительный труп Некопта.

„Итак, пришла моя последняя смерть“, – подумал я.

– Если я не могу быть с тобой рядом в жизни, Аня, значит, присоединюсь к тебе в смерти, – громко произнес я и упал на спину, а черные тени смерти закружились, окутывая меня.

Я лежал на спине, ожидая конца, – теперь ни Золотой бог, ни кто-либо из его сородичей не станет оживлять меня. Как и Аню. Они были рады отделаться от нас обоих – я знал это.

Волна гнева победила боль, раздиравшую мое тело. Я смирился с их победой над собой и над ней… с их победой над нами. Нежно заботясь о Золотом боге, они собирались вернуть ему разум, чтобы он, как и прежде, властвовал над человечеством, определяя его судьбу.

Воспоминания о прочих жизнях и прочих смертях хлынули в мою душу. Я начал понимать, что они со мной сделали и – что более важно – как.

Из последних сил я медленно протянул руку и схватился за копье, торчавшее у меня из груди. Обливаясь холодным потом, я отключил рецепторы клеток, просто кричавших от боли, и приказал своему телу забыть про муку, терзавшую его. А потом медленно и осторожно извлек копье из своего тела. Зазубрины на острие раздирали плоть, вызывали острую боль, но я уже ничего не чувствовал.

Мир поплыл у меня перед глазами, стены храма, казалось, дрожали… барельефы на них шевелились и трепетали подобно живым созданиям в странном мнимом танце.

Я приподнялся на локтях и стал следить за стенами, нашел на них свое собственное изображение рядом с Аней, она будто шевелилась и таяла на глазах.

Тайна времени в том, что оно течет подобно океану, огромны его потоки и колоссальны приливы. Это лишь для людей время – река, подобная Нилу, текущая от истока до устья. Нет, время – обширное и прекрасное море, плещущее о множество берегов. И в разных жизнях своих я научился бороздить это море.