Свои руки Сарай снова положила под щеку. Эта кровать оказалась куда удобнее, чем у нее. Впрочем, как и вся комната. Ей нравились каменные стены, деревянные балки, вытесанные человеческими руками и инструментами вместо фантазии Скатиса. Комната маленькая, но это тоже шло ей на пользу. Зато уютная. В цитадели ничто не ассоциировалось с уютом, даже ниша за гардеробной, хотя она и подобралась к этому ближе всех. Внезапно Сарай с новой силой настигла мысль, что это кровать ее отца, как и раньше была его кровать в нише. Сколько раз она представляла его лежащим на ней, замышляющим убийство и восстание! Теперь, лежа здесь, она подумала о нем как о юноше, страшащемся дня, когда его похитят в цитадель. Мечтал ли он, что станет героем, и если да – как он себе это представлял? Вряд ли так, как все сложилось, подумала Сарай. Вряд ли он представлял себя разрушенным храмом, который посещали только призраки.

И тут… ну, не то чтобы это случилось совершенно внезапно. Скорее, Сарай вдруг заметила, что что-то слегка изменилось, и ее осенило: она уже не в нескольких местах одновременно, а только здесь. Она потеряла ощущение своего настоящего тела, лежащего в настоящей кровати, и мотылька на лбу Лазло. Сейчас она только в этой комнате, и от этого та стала казаться даже более реальной.

Ох. Сарай села, полностью осознав, что случилось. Она здесь. Это сработало! Связь с мотыльком не нарушена. Она спит – о благословенный покой! – и вместо собственного бессознательного, чреватого рыщущими ужасами сна она оказалась в безопасности с Лазло. Девушка рассмеялась – немного недоверчиво, немного взволнованно и немного с удовольствием. Ладно – с большим удовольствием. И чрезвычайно взволнованно. Чрезвычайно все. Она заснула во сне Лазло!

Тот наблюдал за ней с ожиданием. Ее вид – голубые ноги, голые до колен, запутавшиеся в скомканном одеяле, и волосы, растрепанные от подушки – олицетворял до боли сладкое видение. Его руки зудели – но не от незнания, чем себя занять, а как раз от желания заняться чем-то конкретным. Ладони покалывало от невыносимой жажды прикоснуться к девушке. Он чувствовал себя даже чересчур бодро.

– Ну? – взволнованно спросил он. – Сработало?

Сарай кивнула, ее лицо расплылось в широкой изумленной улыбке, и Лазло не смог сдержать ответной. До чего длинной и необыкновенной выдалась ночка! Сколько прошло часов с тех пор, как он закрыл глаза в надежде, что она придет? А теперь… каким-то образом, который он не мог полностью постичь, она была… что ж… наверное, в этом все и дело, не так ли? Он не мог полностью постичь ее.

Лазло держал богиню в уме, как кто-то держал на ладони бабочку. Оберегая ее, пока не придет время выпустить на свободу.

Свобода. Возможна ли она? Можно ли ее освободить?

Да.

Да. Как-то.

– Что ж, – сказал он, ощущая, что объем их возможностей так же необъятен, как океан. – Раз ты теперь здесь, чем займемся?

Хороший вопрос. С бесконечными вариантами сна было трудно сузить их до чего-то одного.

– Мы можем попасть куда угодно, – продолжил Лазло. – Море? Можем поплавать на левиафане, а потом отпустить его. Амфионовые поля в Танагости? Военачальники, волки на поводке и парящие цветки улолы, похожие на стаи живых пузырей. Или Небесный Шпиль. Можем подняться на него и украсть изумруды из глаз саркофага, как Каликста. Хотите стать воровкой изумрудов, миледи?

В глазах Сарай вспыхнули искорки:

– Звучит очень даже весело – и чудесно. – Но ты называешь только существующие места и занятия. Знаешь, чего бы мне хотелось?

Она сидела на коленях в кровати, плечи прямые, руки сложены на коленях. Ее улыбка – образец великолепия, на запястье – сияющие луны. Лазло был просто ослеплен ею.

– Что? – спросил он и подумал: «Что угодно».

– Я бы хотела, чтобы в город приехали крылотворцы.

– Крылотворцы, – повторил он, и где-то внутри него, словно с жужжанием шестеренок и щелчком замков, открылось доселе неизведанное хранилище восторга.

– Ты упоминал о них в одну из наших встреч, – по-девичьи залепетала Сарай с детским восхищением, приняв скромную позу. – Я бы хотела купить крылья и испробовать их, а потом, к примеру, мы могли бы покататься на драконах и сравнить, что веселее.

Лазло рассмеялся. Его переполняла радость. Он никогда еще так не смеялся – а все из-за этого нового места внутри него, где скопилось столько восторга.

– Ты только что описала мой идеальный день, – заявил он и протянул богине руку.

Сарай взяла ее, поднялась на колени и соскользнула с кровати, но как только ее ноги коснулись пола, по улице пронеслась большая ударная волна. Комната содрогнулась. С потолка посыпалась штукатурка, и с лица Сарай сошла вся радость.

– О боги, – хрипло прошептала она. – Началось.

– Что такое? Что началось?

– Ужасы, мои кошмары! Они здесь.

– Покажи мне, – попросил Лазло, ни капельки не испугавшись. Как он уже говорил: если к ним польются ужасы, он о них позаботится.

Но Сарай лихорадочно замотала головой:

– Нет! Только не это! Закрой ставни. Быстрее!

– Да что такое? – Он подошел к окну, но не для того, чтобы закрыть ставни, а чтобы посмотреть. Не успел он это сделать, как ставни с треском захлопнулись и засов крепко встал на место. Юноша повернулся к Сарай, подняв брови. – Похоже, не такая уж ты тут и бессильная.

Когда она недоуменно посмотрела на него, он указал на ставни.

– Это сделала ты, а не я.

– Да? – изумилась Сарай. Лазло кивнул. Девушка слегка выпрямилась, но ей не хватило времени набраться смелости, так как снаружи снова раздался грохот, на этот раз глухой и менее громоподобный, а затем еще раз, и еще, повторяясь в едином ритме.

Бух. Бух. Бух.

Сарай попятилась от окна и задрожала всем телом:

– Он идет.

Лазло подошел к ней. Нежно взял за плечи:

– Все хорошо. Помни, Сарай, это просто сон.

Но она не могла этого осознать. Все, что она чувствовала, это его приближение, натиск, ужас, такой же чистый дистиллят страха, как любая эмоция, которую когда-либо внушала Изагол. Сердца Сарай обезумели от тревоги и боли. Как она могла из раза в раз вселять это во сны беспомощных спящих Плача?! Что же она за монстр такой?!

Он был ее мощнейшим оружием, поскольку вызывал самый сильный страх. А теперь охотился на нее.

Бух. Бух. Бух.

Широкие упорные шаги – все ближе, все громче.

– Кто это? – спросил Лазло, продолжая держать Сарай за плечи. Ее паника начала передаваться ему. Будто перепрыгнула с ее кожи, распространяясь от ладоней и вверх по рукам, посылая вибрации страха. – Кто идет?

– Тсс, – глаза девушки так расширились, что стал виден весь круг белков, и когда она зашептала, ее дыхание сформировало беззвучные слова: – Он тебя услышит.