– Я бы дала тебе совет не совершать моих ошибок, да знаю, что бесполезен он. Так что наставляю тебя: совершай ошибки, но лишь те, что сможешь потом исправить.

Махнула Матушка рукой, и поднялся из недр Алатырь-горы предмет, похожий на крошечное светящееся солнце.

– Клубочек! – воскликнула Немила и прижала долгожданное сокровище к груди. – Как он там оказался? Почему он привёл нас именно сюда, к жерлу горы, а не домой? Я знаю! Этого пожелал Булгак! Ах, зря я доверилась этому негодяю!

Осадила Матушка Немилушку:

– Забыла ты разве, о чём мы говорили? Ты сама дала ему клубочек, ты сама последовала за ним туда, куда он вёл. А клубочек вас в правильное место привёл, туда, где начинается дом. Просто разнится у вас в мыслях представление о доме.

– То есть, он попал домой?

– Да.

– И я тоже должна шагнуть в пропасть?

– Должна.

Немилушка отчаянно боялась сделать этот шаг, но неожиданно клубочек, прижатый к груди, придал ей сил.

Она ещё раз поклонилась, на этот раз с благодарностью:

– Надеюсь ты найдёшь достойную замену Марье Моревне.

И разомкнулись губы Матери, что имели цвет влажной земли, и сказали они:

– Прощай, Немила.

– Прощай.

Когда Немила прыгнула в пропасть, она постаралась держать глаза широко раскрытыми, на тот случай, если она увидит Булгака, дабы попрощаться с ним.

Но не увидела она ровным счётом ничего, кроме темноты.

Падение длилось примерно столько же, сколько времени заняло бы перечисление всех цифр, что Немила успела выучить за свою не долгую и не короткую жизнь.

Падение длилось ровно столько, чтобы перестать испытывать ужас, но недостаточно, чтобы заскучать.

В общем, по ощущениям нашей Немилушки прошло совсем немного времени до того, как она куда-то приземлилось.

Приземление оказалось гораздо более приятным, чем само осознание этого самого приземления. А всё потому, что место, куда попала Немила, с первых же мгновений показало себя с самой неприветливой стороны.

Приземления как такового не было. Был полёт, переходящий в скольжение по какой-то гладкой и мягкой поверхности, и постепенное торможение, которое закончилось там, где мягкое и гладкое перешло в твёрдое и тесное.

Темно было, хоть глаз коли, и места так мало, что ни встать, ни повернуться, а воздух сухой, что ажно першило в горле. А как принялась Немила ощупывать ближайшие к себе стены, имевшие между собой расстояние, равное приблизительно трём локтям, то обнаружила, что с них что-то сыпется, и попадает в нос, в глаза, вызывая жжение и желание чихать. Она удержала чих в себе, но вместо этого умудрилась стукнуться головой о низкий выступ в потолке – при том, что находилась в полулежачем положении.

Ойкнула. Слабое эхо прогудело в ушах. Немила поползла в одну сторону – и уперлась в глухую каменную стену. Развернулась и доползла до противоположной – уткнулась гулкую металлическую перегородку, в которой опознала печную заслонку.

Стукнула раз, другой, потом заколотила тыльными сторонами кулаков.

– Бабушка-яга! Выпусти меня из печи! Дышать тут нечем, задыхаюсь!

В подтверждение своих слов она зашлась долгим сухим кашлем.

– Вы-пу-ст…

Но вот с той стороны заслонки послышались спасительные звуки: неровный шаг с деревянным притопыванием, кряхтение, «Ох, батюшки, неужто явилась!», и лягзанье металла о камень, и карканье, и мяуканье, и шлепки по щекам…

– Где царевич? Ты что, явилась одна, без царевича?

– Не знаю, где царевич, я с ним не знакома! – Немила расхохоталась до слёз, до боли под рёбрами, до нового приступа лающего кашля.

– Ладненько… – все трое переглянулись, Немила смотрела на них снизу-вверх, из-под опущенных ресниц, подёрнутых слезами. – Ты отдохни пока, полежи если устала.

Переглянулись трое, посовещались, решили пока Немилу с расспросами не трогать. Яга отвела в баню, а пока Немила мылась, накрыла стол с остатками вчерашней трапезы. Еда была лишена разнообразия, но её было много.

– Покуда тебя не было, пришлось в город слетать, а то чем-то же надо было детишек кормить, пока грудного молока под рукой нет. Ты кушай, кушай, совсем уж отощала.

Немила сперва набросилась на блюда с аппетитом, но почти сразу отодвинулась от стола. Каша была пресной, хлеб – не жевался, кисель не пах ничем и на вкус был никакой.

Яга, увидев это, обиженно оттопырила губу.

– Что это с тобой? Должна была оголодать.

– Оно всё какое-то не такое, – пожала плечами Немила. – Али я не так уж голодна. Яблочка у тебя нет перекусить?

Яга покачала головой:

– Ягод могу предложить, но до яблочек ещё далече. Тебе нужно поесть, пускай и через силу.

Норовила Яга полную ложку каши Немиле в рот запихнуть, но та лишь раздражённо уворачивалась, а когда поняла, что Яга от своего не отступит, то выкрикнула:

– Не буду я есть! И детей кормить не буду! Отдала я всё молоко, что у меня было, Гаганиным детям, и ничего у меня больше не осталось! Вот, смотри!

Оголила она грудь, всю в кровоподтёках и синяках, так Яга сразу сменила гнев на милость.

– Ой, бедная, сейчас я мазьки целебной достану, заживешь целёхонькая, лучше прежнего будут груди твои!

– Мне они без разницы, – отмахнулась Немила.

– Ох, совсем ты стала на себя не похожа, – причитала Яга, пока искала мази. – Где же глазки, горящие жизнерадостностью, где твоя милейшая улыбка? Куда подевалася моя добрая наивная внученька?

Немила промолчала. Не дождавшись ответа, Яга тяжело вздохнула.

– Ну-ка, на свет встань, а то ни зги не видно, – проворчала она. – Рубаха вся кровью пропиталась, а ты её опять на себя напялила. Я же давала тебе свежую одёжу. Красное на чёрном не видать. Ну-с, раздевайся тады полностью, сейчас перелатаю тебя. Синяков-то сколько, ужас!

А Немила и правда столь свыклась со своей одёжей и с тем, что надо постоянно куда-то идти, что даже сапоги надела, хотя во дворе от них никакого толку было, а наоборот сплошные неудобства.

Но спорить с Ягой не хотелось. Немила дёрнулась только единожды, когда Яга начала снимать с неё поясок, на котором висели вместилища живой и мёртвой воды.

– Бабушка, куда же их теперича?.. Нет нужды в них боле…

Покосилась Яга исподлобья и продолжила молча своё дело делать.

– Ох, бабушка, клянусь, я расскажу тебе обо всём, бабушка, ничего не утаю. Но вначале позволь мне детишек глянуть.

– Иди, – согласилась Яга. – Они с Васькой.

Немила выскочила во двор. Новенькая переносная люлька, тонкой деревянной работы, по всей видимости привезённая Ягой из города, стояла за древом, и там же сидел Васька.