Когда они стали друг напротив друга, маленькие, близко посаженные глазки Воронова глянули на нее из-под сросшихся на переносице густых черных бровей с неприкрытой ненавистью. Мила заинтересованно хмыкнула. Ей никогда раньше не приходило это в голову, но…

«За что ты так ненавидишь меня, Воронов? — подумала она про себя. — Вряд ли из-за того, что меня ненавидит Лютов. Такую ненависть, какую я сейчас вижу в твоих глазах, не испытывают за компанию. Что-то личное?»

Но задавать эти вопросы ему Мила, конечно, не стала бы. И разбираться по этому поводу желания у нее не было ни малейшего. Сейчас перед ней стояла задача намного важнее.

«Я не дам тебе оторваться слишком далеко, Лютов, — подумала Мила, ощущая решимость даже в кончиках пальцев. — Не знаю, насколько важно для тебя твое самолюбие, но у меня есть кое-что поважнее. Я должна стать сильной, потому что моя слабость многим слишком дорого обошлась. И по сравнению с этим… любое самолюбие — ничто».

— Госпожа Рудик, господин Воронов, — произнес Гурий. — Готовы? Начали!

Мила вскинула руку так быстро, что едва уловила глазом собственное движение. Как всегда, она даже не почувствовала, что рука преобразовалась во что-то иное — ее рукой стали совы.

Стая рыжевато-серых неясытей бросилась на Воронова — беззвучные, большеглазые, хищные птицы огромными загнутыми когтями целились прямо в багровый щит. Мила была уверена, что вложила в атаку всю силу, на которую была способна. Ее совы сейчас были в разы опаснее обычных ночных хищников, однако…

Ей оставалось только смотреть, как неясыти одна за другой отскакивали от щита. Их когти, которые должны были разорвать прозрачную багровую сферу перед Вороновым, лишь беспомощно скользили по ней.

Когда птицы исчезли, Мила потрясенно смотрела прямо перед собой, не в силах поверить в свою неудачу.

Невозможно… Как же так?

Насколько на самом деле был силен Воронов? Насколько мощным сейчас был его щит?

Задавая себе эти вопросы, Мила знала, что они бесполезны. Важно было другое — каким бы сильным ни был противник, она должна была оказаться сильнее, вот и все.

Воронов, как и многие, использовал Червлень — сложный щит, защищающий от белой магии. Ничего необычного в этом щите не было — Ромке удалось разорвать его с первой попытки без проблем. Хотя…

Сквозь прозрачное багряное поле Мила видела, как Воронов издевательски ухмыляется, довольный и самоуверенный.

— Госпожа Рудик, хотите воспользоваться второй попыткой? — прорвался сквозь пелену разочарования знакомый голос Гурия.

Даже не глянув на него, Мила кивнула. Конечно же она будет пытаться. Вопрос только в том — как? Использовать телепортацию, как Лютов, она не станет. Повторять за ним? Нет, нет и еще раз нет. К тому же она сомневалась, что сможет выполнить телепортацию так же быстро, как и он, а значит, Воронов будет готов правильно отреагировать. Ничего другого она сейчас все равно придумать не сможет. Остается один, самый простой выход — пробить щит. Но как это сделать?

«Гурий не зря указал Ромке на то, что щит Назара был слишком слаб, — подумала Мила. — Значит, даже мощной атакой не так уж просто пробить такой же мощный щит. Выходит, что…»

Не в силах противиться своему порыву, Мила повернула голову и посмотрела на Лютова. Он стоял возле окна, засунув руки в карманы, и с интересом наблюдал за ней.

«Ну же, покажи, как будешь выкручиваться», — словно говорил его взгляд.

В его улыбке проступило откровенное злорадство.

«Или сдайся».

Мила стиснула зубы и ответила ему свирепым взглядом:

«Черта с два!»

Она не может сдаться. Только не тогда, когда он смотрит.

«Даже мощной атакой непросто пробить такой же мощный щит, — повторила свою мысль Мила, решительно переводя взгляд обратно на Воронова. — Нужно всего лишь сделать так, чтобы сила атаки превзошла силу щита. Но как этого добиться? Моя рука просто не способна ударить сильнее».

И в этот момент она вдруг с удивительной ясностью поняла, что нашла выход. Проблема была только в одном — сможет ли она это сделать?

От волнения Мила задышала чаще. Она никогда не видела, чтобы атакующий прием тотем-оборотень применяли таким образом. И даже не слышала об этом. А самое худшее — она понятия не имела, как это сделать.

«Представьте, что ваша рука — это оружие, — вспомнила она уроки Гурия. — Это могут быть стрелы, копья, огненные шары — все что угодно».

Мила глубоко вздохнула и решилась — ей просто нужно делать так, как она делала всегда.

«А теперь представьте, что ваши стрелы срываются с луков и градом несутся на противника».

— Госпожа Рудик? — произнес Гурий уже в реальности, видимо, беспокоясь из-за того, что ожидание затянулось.

Однако Мила уже не могла ему ответить. Она видела только Воронова и его ухмыляющееся лицо.

«Все мое тело — град стрел!»

Мила почувствовала, как окружающий мир изменился. Краски исчезли — вокруг нее остались только оттенки серого. Каждый звук она теперь слышала с непривычной четкостью: шепот, в котором почему-то без труда различались слова, нервное постукивание носком ботинка, кашель, вздохи… Только все это не имело значения. Мила не видела, чем стала в этот момент. Но в собственном воображении она представляла себя ливнем из тысячи стрел, пылающих огнем ярости.

«Я верну тебе каждую царапину, Воронов!»

Она чувствовала, как ее когти рвут в клочья прозрачный багровый купол, словно тонкую простыню, как вонзаются в теплую плоть и раздирают ее. Сознание разрезал громкий крик, полный боли… А в следующее мгновение Мила вдруг осознала, что обеими ногами стоит на полу.

Она поморгала — мир вокруг нее снова обрел краски. Рядом с ней кто-то натужно то ли стонал, то ли шипел. Обернувшись, она увидела, что в двух шагах от нее корчится на полу Воронов, прижимая руки к лицу.

Мила удовлетворенно выдохнула: у нее получилось!

Опьяненная своим успехом, она не сразу заметила, что в классе повисла неестественная тишина. Мила подняла глаза. Первым, что она увидела, было потрясенное лицо Гурия. Он смотрел на нее так, словно не мог поверить своим глазам.

Мила обернулась. Почти все взгляды в классе были устремлены на нее — изумленные, восхищенные и даже шокированные. Лишь несколько человек смотрели так, словно они не понимали, что произошло. Взгляд Милы выхватил из толпы ребят лицо Ромки — он выглядел потрясенным не меньше Гурия, и почему-то именно его реакция привела ее в смятение. Но уже в следующее мгновение волнение, вызванное выражением Ромкиных глаз, вытеснили другие мысли — взгляд Милы непроизвольно потянулся к Лютову. Она сразу заметила разницу — его глаза единственные взирали на нее спокойно и даже почти равнодушно. И все же от нее не укрылся будто выглядывающий из-за занавеса равнодушия интерес.