Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мила слишком хорошо знала, каково это, когда родные тебе по крови люди чураются тебя и ненавидят. Она еще не забыла, как брезгливо смотрела на нее родная бабушка и как троюродный дед не единожды пытался убить ее. Не забыла, что они хотели упечь ее в детский дом, не потому, что она была в чем-то виновата перед ними, а из-за того, что ее волшебные способности, которые вот-вот должны были пробудиться, вызывали в них страх.
Они были похожи — она и черноволосые близнецы Лукой и Тихой. Именно поэтому Мила жалела их. Знала, что эта жалость может сделать ее уязвимой, но не могла чувствовать иначе.
Когда уроки в этот день закончились, вместе с Ромкой Мила наведалась в контору «Титул и Нобиль» на улице Акаций. Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Вирта. Он по обыкновению сидел за столом и листал какие-то бумаги.
— Как всегда, работаешь? — спросила Мила.
Вирт поднял голову и, вместо приветствия, улыбнулся.
— А он трудоголик, — сказал Ромка, снимая куртку и вешая ее на вешалку у двери.
— Я просто люблю свою работу, — возразил Вирт.
— А она в ответ любит тебя, поэтому требует к себе много внимания, — сыронизировал Ромка.
Глаза Вирта удивленно округлились.
— Где ты набрался такого юмора, господин умник?
Ромка пожал плечами.
— Моя мать всегда отвечает так моему отцу, когда он говорит, что «просто любит свою работу».
— Хм, — заметил Вирт, — у твоих родителей наверняка прекрасное взаимопонимание.
Ромка усмехнулся и покачал головой.
— То тебе не нравится мой юмор, то ты отвешиваешь комплименты моим родителям, — сказал он. — Даже не знаю, как такому непостоянному типу верят судьи.
Вирт слегка поморщился.
— Не называй меня типом, господин умник. Я твой работодатель, между прочим.
— Знать ничего не хочу, — отмахнулся Ромка, падая в одно из обтянутых коричневой кожей кресел, — у меня сегодня выходной.
Краем уха слушая их очередную пикировку, Мила опустилась в соседнее кресло.
— Что ты узнал? — без лишних предисловий спросила она Вирта.
В угольках черных глаз на миг промелькнуло оживление. Вирт щелкнул пальцами, и в воздухе, прямо напротив его лица, возник пергаментный свиток. Развернув, он положил его перед собой.
— Благодаря тому, что в Мемории скального замка мы слышали от старика-слуги фамилию Заугра, мне удалось узнать настоящее имя нашего алхимика, который жил под видом учителя химии во Внешнем мире, — начал Вирт. — Его звали Раав Заугра, последний потомок древнего рода колдунов-алхимиков. Среди его далеких предков был печально известный Левиафан Заугра — алхимик и чернокнижник. Его современники слагали о нем легенды, и все как одна эти легенды изображали его чудовищем, а то и самим дьяволом во плоти. С большой долей вероятности, хозяин замка в скале, которого мы видели в Мемории, и есть тот самый Левиафан Заугра.
Мила нахмурилась, пытаясь вспомнить то, что говорила об этом человеке девочка в повозке из Мемории Лукоя.
— Конечно же, он не ел детей, — словно читая ее мысли, сказал Вирт. — Однако, вполне возможно, что погубил он их немало. Если судить по тем разрозненным сведениям, которые сохранились до наших дней, Левиафан Заугра использовал детей для своих алхимических опытов. Он покупал детей в многодетных семьях бедняков. Для тех времен в этом не было ничего необычного. Крестьяне, имевшие около десятка голодных ртов, охотно верили, что их сын или дочь будет прислуживать богатому господину.
— Родители близнецов даже в этом не нуждались, — деревянным голосом произнесла Мила, глядя в пустоту перед собой. — Они просто хотели избавиться от детей, которых боялись, и отдали бы их, наверное, даже задаром.
Вирт немного помолчал, глядя на нее с интересом, потом, кашлянув, продолжил:
— Главной целью алхимических опытов Левиафана Заугры было создание гомункула, и, как мы слышали из Мемории от него самого, жизнеспособного гомункула ему создать так и не удалось. А его потомки, судя по всему, были слишком заняты, скрываясь от преследователей их рода, и даже не помышляли о том, чтобы продолжить дело своего предка.
Ромка рядом задумчиво хмыкнул.
— Все поколения рода Ворантов преследовали потомков Левиафана Заугры, — произнес он. — Так говорил Экзот Дума? Выходит, что спустя много веков Лукою все-таки удалось уничтожить весь род того, кто замучил его брата до смерти. Если он таким образом хотел отомстить, то ему это удалось.
Мила сглотнула невольно подступивший к горлу комок, вспоминая последнее, что видела в Мемории комнаты за дверью с пауком.
— Мне кажется, он мстил не за то, что алхимик сделал с его братом, — сказала она. — Он мстил за то, что пришлось сделать ему самому.
Мила на миг закрыла глаза, но сразу же открыла их, уставившись пустым взглядом в одну точку.
— Я сначала решила, что Лукой сожрал своего брата, и мне показалось это диким. Но потом… Я все думала и думала об этом… Лукой все время защищал Тихоя, готов был на все ради этого… Каково ему было — сделать то, что он сделал? Да еще таким жутким способом… Какую силу воли нужно иметь, чтобы совершить такое?
— Как бы там ни было, — сказал Вирт, — Лукой достиг своей цели. Веками потомки Левиафана Заугры жили в страхе, из-за этого их существование представляло собой жалкое подобие жизни, и в конце концов весь род был уничтожен. Поистине ужасающая месть.
— Что думаешь делать дальше? — спросил Милу Ромка. — Мы разгадали все загадки дневника Тераса Квита. Возможно, смогли узнать даже больше, чем успел узнать он. Что теперь?
Мила пожала плечами.
— Не знаю.
Она и сама думала об этом изо дня в день, и всегда приходила к выводу, что теперь все, что касается Многолика, казалось ей еще более запутанным. Кто он? Последний потомок основателя рода Ворантов, ученика Славянина, шестого адепта крепости Думгрот или… Она тряхнула головой, останавливая ход своих мыслей. Мила ясно чувствовала — стоит ей только задуматься над этим всерьез, и она просто утонет. Зайти так далеко Мила пока еще была не готова.
Внезапно в памяти вспыхнуло одно отложенное на потом и забытое впоследствии намерение.
— Склеенные страницы! — воскликнула Мила, бросаясь к своему рюкзаку.
— А? Ты о чем? — наблюдая за ней с немалым интересом, спросил Ромка.
Мила достала из рюкзака дневник Тераса, который по-прежнему всегда носила с собой, даже не зная зачем, — то ли по привычке, то ли на всякий случай.
Открыв дневник ближе к концу, Мила нашла нужное место.
— Вот, — сказала она, — две страницы здесь как будто склеены. Я не стала разъединять их сама — побоялась повредить записи. Как я могла забыть об этом! — стукнула себя по лбу Мила. — Возможно, на этих страницах есть еще какие-нибудь важные сведения.