– Увы, милорд, мы не в силах прекратить ее истерику. Это приступы паники, не подвластные лечению.

Внезапно Николет застыла. Ее бледные, словно полотно, губы прошептали что-то бессвязное, а ослабевшее тело стало оседать на руках Шарлеман. Уложив сестру в кровать, он едва сдержал в себе приступ страха. По лицу молодой женщины стекали струи пота, щеки горели огнем, хотя все лицо внезапно приобрело сине-серый оттенок. Нащупав пульс Николет, старуха с облегчением вздохнула, поманив де Гарреля за собой. Отойдя от ложа на приличное расстояние, Кери проговорила: – Это особое состояние женского организма, очень редкое полоумие. У женщины оно может появиться при родах на ранних сроках, происшедших из-за очень большого стресса. Мне не хочется в это верить, но у вашей сестры все признаки: провалы в памяти, отрешенность, скрытость, приступы истерики. Если это действительно та болезнь, о которой я вам сейчас рассказала… Понимаете, вашу жену будут считать просто сумасшедшей, а в наши дни… это…, Церковь приравнивает сумасшедших до одержимых дьяволом…,[41]– Шарлеман резким жестом приказала старухе замолчать. Тяжело вздохнув, он охрипшим голосом прошептал:

– Не отходите от Николет ни на шаг, будьте всегда с ней, если что-то случится, немедленно зовите меня. Где ребенок?

– Его отдали мистеру Бруку. Малыш сейчас в его каюте.

– Как он? Мой племянник родился недоношенным, – слабо улыбнувшись, Кери ответила:

– Все хорошо. Не волнуйтесь. Мальчик родился здоровым и сильным, единственное, у него слабые кости. Мы будем два раз в день втирать в его тельце специальную мазь для укрепления суставов.

Вымученно кивнув, Шарлеман побрел в каюту зятя и застал там душераздирающую картину. Джонни, сидя на коленях, рыдал, прижимая к себе мирно спавшего ребенка, Вивиана ему что-то шептала и дрожащими руками вытирала слезы. Увидев француза, мужчина, шатаясь, поднялся, протягивая ему крохотное тельце:

– Как она? – любуясь очаровательным личиком племянника, Шарлеман сдавленно ответил:

– Николет забыла последние шесть лет. Когда я рассказал ей правду, она стала кричать и извиваться, потом бессильно провалилась в забытье. Лекарка говорит, у нее…все признаки послеродового безумия, – обреченно вздохнув, англичанин опустился на диван, обхватив руками голову. Сейчас молодой человек чувствовал себя покинутым и глубоко несчастным. В это раннее утро корабль, освещенный ясными лучами рассветного солнца, казался ему серой клеткой. Он сам виноват в этом, из-за него Николет страдает…

– Если она умрет, я не выдержу, – глухо пролепетал Джонни, зачесав дрожащей рукой волосы. Передав младенца Вивиане, де Гаррель молча покинул каюту. Он знал, что в безумии сестры виноват, прежде всего, этот слабонервный и жестокий англичанин.

– Не ищите виновных в этой беде, мистер Брук. Вы и только вы виноваты. Подло было при беременной женщине насиловать девушку, не так ли? – в голосе Вивианы прозвучали предательские нотки. Она ненавидела этого англичанина, презирала, старалась причинить как можно больше боли. Девушка печально посмотрела на маленький комочек, прижатый к груди. Этот невинный малыш не заслужил такого подлого отца, но родителей не выбирают. И молодая женщина надеялась всем своим существом, что Брук понесет наказание за страдания несчастной Николет.

Оказавшись в своей каюте, дочь графа устало опустила малыша в колыбель, на шелковые, кружевные простыни. Она пообещала позаботиться о мальчике, пока его родители не придут в себя. Хотя, Вивиане трудно верилось, что француженка когда-то вновь станет прежней, веселой и беспечной женщиной. Теперь в ее душе поселилась черная, непроглядная дыра боли, что с каждым днем будет увеличиваться…

* * *

Выставив разгорячившееся лицо навстречу легкому, прохладному ветру, Джонни до крови сжал перила палубы. Весь день он провел, закрывшись в своей каюте и погрузившись в мрачные мысли. И вот он решил… Взгляд молодого человека заскользил по мягким, синим волнам, которые при свете луны казались серебряными, неземными. Их тихий шум манил к себе, призывал. Лишь одно движение, один шаг вперед, и он окажется в вечном плену моря. Брук ощутил, как по щекам потекли слезы, холодные и безжизненные, они совмещали в себе боль, страх, разочарование. Да, говорят, мужчины не плачут, но англичанин знал, что это далеко не так. Он чувствовал себя раздавленным, покинутым, сердце беспрерывно щемило в ледяном плену раскаяния. Молодой человек почти потерял жену, сына, единственного человечка, в котором он видел свое счастья, ему не дают прижать к груди собственное дитя, все отвернулись, называют предателем, убийцей. И даже Вивиана, эта нежная, хрупкая девушка собственными руками вонзила нож в душу. Ради чего ему теперь жить, ради кого?

Джонни почти решился на роковой шаг, как внезапно ощутил чье-то неземное дыхание, потустороннее присутствие. Брук закрыл на секунду глаза, наслаждаясь этим странным умиротворением, а когда открыл, лицезрел перед собой силуэт какой-то женщины. Незнакомка плавно раскачивалась на спокойных волнах, а вокруг нее мерцал яркий, белый оттенок. По воздуху, словно в небесах, развевались полы пышного платья, сочетаясь с темными, распущенными волосами. Она так была похожа на Вивиану… Те же лиловые глаза, тот же нежный овал лица, та же стройная фигура… Но это была не она. В незнакомке чувствовался жизненный опыт, стойкость и смелость, да и выглядела она не совсем молодо.

Отшатнувшись от перил, Брук почувствовал, как в горле стал комок, не позволяя сказать ни слова. Очарованный женщиной, он не заметил, как она предстала прямо перед ним, преодолев расстояние, раннее отделявшее их.

– Не бойся меня, остерегаться нужно не мертвецов, а живых, – такой спокойный, мелодичный голос с упрямыми нотками, он доносился откуда-то свыше, в нем ощущалось какое-то божественное ликование. Призрак, это был обычный призрак, пришедший к нему. Несколько раз судорожно сглотнув, Джонни осмелился заговорить:

– Кто вы? Что вам от меня нужно?

– Я та, чью дочь ты бессовестно совратил, та мать, что видела страдания своего ребенка, я та Софи, что пришла отомстить тебе за слезы невинных женщин, – по телу Джонни прокатилась судорожная волна. Хватая губами воздух, он прижался спиной к железной балке. Теперь шаги призрака звучали в его голове, отдаваясь во всем теле. Женщина, назвавшая себя Софи, подошла так близко, что англичанин ощутил ее дыхание. Нет, оно было не таким, как у всех. Ледяное, прерываемое хриплыми вскриками, оно напоминало о последних вздохах умирающего: – При жизни я так много страдала, что теперь мысль, что мое дитя будет испытывать ту же боль, лишает меня разума. Я готова сделать все, чтобы избежать этого. Простись с жизнью, Джонни Брук. Это конец, – мужчина уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но призрачные слова онемели на губах. Ощутив в теле неприятную истому, молодой человек не заметил, как рука призрака скользнула по его плечу. Внезапно корабль качнуло. Не удержавшись на ногах, Брук почувствовал, что падает. Лишь миг, и ему удалось ухватиться за перила, но ледяные пальцы Софи разомкнули сильную хватку, придавши жертву беспощадным, синим волнам. Задыхающегося несчастного уносил жесткий поток воды, а на корабле остался лишь оторванный кусок его плаща.