— Зачем вас убивать?

— Потому что я слишком много знаю. И стою между Филдингом и сектой. Но должно быть, они ошиблись с дозой. Потому что она снесла меня с ног, чуть не прикончила — но не до конца. Я не мог двигаться, но зрение меня не покинуло, и я видел, как Холдсток задушил Филдинга удавкой из электрического провода.

— Вы это сами видели? Ну и ну! Ну и ну! Вы же можете засадить этого типа!

Сэнди лихорадочно соображал, рассматривая эту историю с самых разных точек зрения. Если она правдива — и пожалуйста, пожалуйста, молю Тебя, Господи, пусть она будет истинной, — и если Сэнди сможет раскрутить эту историю…

Но Спаситель покачал головой:

— Только не я. Я никого не могу посадить.

— Почему? — И тут он вспомнил. — О черт, ну, конечно. Вы же в розыске.

— Верно. Мало того. Я покинул место преступления — точнее говоря, уполз с него, — и не сообщил о нем. Стоит мне открыть рот, как на меня посыплются новые обвинения.

Сэнди почувствовал, что сейчас последует, и ему это понравилось. Даже очень. Он наклонился вперед:

— Так что же у вас на уме?

— С Холдстоком надо кончать. — Его губы сжались в прямую мрачную линию. — Я взялся за работу и не сделал ее. Из-за него. Что нанесло урон моей репутации. Я работаю по рекомендациям, и мой бизнес может пойти ко дну. Но что хуже всего, он чуть не убил меня. Поэтому с ним надо кончать.

— Чем я могу помочь?

— Ты должен знать копов. Позвони кому-нибудь из них и расскажи ему. Я буду в роли твоего конфиденциального источника, кем-то, кто видел убийцу, но не хочет впутываться. Мол, увидел твое имя в «Лайт» и решил позвонить тебе.

Что-то здесь беспокоило Сэнди. Уж очень все выходило легко, слишком просто. Но если не выгорит, он будет выглядеть легковерным идиотом. Но с какой стати Спасителю дурачить его?

Разве что он псих, законченный параноик, который все выдумал.

Да и кроме того, вооруженный параноик.

Или еще хуже — а что, если он сам убил этого доктора?

У Сэнди сжались и окаменели ягодицы. Теперь ему стоит тщательно следить за каждым своим словом и за интонациями.

Факт убийства легко проверить, а вот как быть со всем остальным?

Он откашлялся.

— Я всеми силами готов помочь вам, но я же не могу просто взять и позвонить в нью-йоркскую полицию и сказать: «Это сделал такой-то».

— Холдсток. Теренс Холдсток. Живет в Бронксе. Я дам тебе его адрес.

— Великолепно. Но мне нужен не только он.

— Можешь рассказать им об удавке из электрического провода. Могу ручаться, они уже догадались о ее существовании, но не сообщали ни единой живой душе.

— Это поможет. Но если не выявлен мотив, как мы можем установить связь между Холдстоком и доктором — кроме того, что он был его пациентом?

— А как насчет отпечатков на месте преступления?

Сэнди выпрямился на стуле.

— Вы уверены, что они есть? Спаситель кивнул:

— Холдсток старался не оставлять никаких следов, тщательно следил, чтобы ни к чему не прикоснуться в доме, но я видел, как он оперся на обеденный стол сразу же после того, как прикончил Филдинга.

— Если вы так говорите… это уже другое дело.

Сэнди лихорадочно размышлял. Наихудший сценарий: все окажется кучей дерьма. В таком случае копы, как это для меня ни печально, решат, что просто репортер клюнул на дешевую приманку некачественного источника. С этим я как-нибудь проживу.

А как насчет оптимального сценария? Если все это правда…

Сэнди пришлось ухватиться за край стола, чтобы не воспарить. Если все это правда, то, значит, он будет орудием разоблачения не только убийцы, но и секты убийц. Он снова появится на всех первых полосах. Но этот материал даст ему не только яркую известность — он даст понять, что Сэнди не скороспелка, что на него можно положиться. Его кампания за амнистию Спасителя сделала ему имя в «адвокатской» журналистике, а вот эта история о секте убийц мгновенно введет его в круг виднейших репортеров-расследователей. И никто не осмелится окрестить его ошибкой природы или автором одного удачного материала, который чудом свалился ему на голову. Сэнди Палмер заявит о себе.

Харви Вайнштейн может приобрести историю с бойней в подземке в собственность студии, но Сэнди предвидит, что материалы о секте убийц станут предметом аукциона.

Остановись, подумал он, обуздывая свою фантазию. Пока еще у нас ровно ничего нет.

— Хорошо, — сказал Сэнди. — Подниму флаг и посмотрю на знакомых копов — отсалютуют ли они ему.

Спаситель прищурился:

— Что ты собираешься делать?

— Собираюсь приступить к делу. Но вот что еще я хотел бы спросить: вам-то что нужно из всего этого?

— Кроме анонимности? Я хочу, чтобы Холдсток сидел около унитаза в Рикерсе и вся камера потешалась бы над ним.

Сэнди поежился:

— Должен сказать, что не смогу посвящать этой истории столько же времени, сколько делу о вашей амнистии.

— Я же тебе сказал, что меня она не интересует. Может, и так, но меня интересует.

Но если даже Спаситель и канет в городе, чего Сэнди опасался еще утром, он все же оставил у него горячую новость о секте убийц.

— А поинтересоваться стоит. Но думаю, ту рыбку, что у нас оказалась, надо жарить как можно быстрее. — Он вытащил блокнот. — О'кей, давайте-ка уточним кое-какие детали, чтобы фактура была в порядке, когда я позвоню копам.

Услышав звук открывающейся двери, Кейт вышла из кухни. Джек выглядел просто ужасно, когда проковылял через комнату с видом подраненного голубя, возвращающегося домой. Пройдя за ним, Кейт наблюдала, как он лицом вниз рухнул на постель, которую она только что застелила.

— Джек, как ты себя чувствуешь?

— Просто отлично, — невнятно пробормотал он, потому что лежал уткнувшись лицом в подушку.

— Ты меня обманываешь.

— Ну, представь себе обломки загоревшегося и рухнувшего на бетон Лейкхерста «гинденбурга»[21], и ты начнешь кое-что понимать.

— Я беспокоилась о тебе.

Эти слова удивили ее — не потому, что ей было чуждо беспокойство о брате, а потому, что она их не произносила. Волна ужаса окатила Кейт.

Кто-то контролировал ее голос.

Сами слова отвечали истине: пока его не было дома, она с растущим беспокойством ждала его, — но излагал их кто-то другой, и она не могла остановить его.