Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эмма была в черном. Как будто в трауре.
– Да, – подтвердил Конан Дойл. – А на мне, между прочим, был совсем другой костюм. Тот, в котором я собирался ехать сюда и на который утром пролил ненароком кофе.
– И я… – снова подал было голос Уэллс.
Но Мюррей перебил его. Он внезапно обернулся и ткнул пальцем в сторону медиума:
– Сделай это еще раз! Вызови ее снова!
Великий Анкома отступил на несколько шагов, размахивая руками перед грудью.
– Подожди, Гилмор, он сейчас все тебе объяснит, – поспешил вмешаться Конан Дойл, положив руку Мюррею на плечо.
Тот резко сбросил ее и шагнул к медиуму:
– Макона, или как там тебя еще, сделай, чтобы она снова появилась, или, клянусь, я задушу тебя!
– Не могу! – воскликнул Великий Анкома на прекрасном английском и с мольбой поглядел на Конан Дойла.
Тот попытался удержать Мюррея:
– Послушай, Гилмор, то, что здесь произошло, никак не связано с Анкомой.
– Это правда, Монти, – подтвердил Уэллс, заняв позицию между миллионером и медиумом. – Боюсь, наш Анкома мало на что способен.
Мюррей в недоумении посмотрел на медиума.
– Это правда, мистер Гилмор, – стал извиняться тот, стараясь держаться достойно. – Я точно знаю, кто мои родители, отлично владею английским, как вы сами видите, никогда не бывал ни в одной деревне племени банту и не поднимал в воздух глиняных чашек – по той простой причине, что не обладаю такими способностями… Единственный мой талант, по мнению мистера Конан Дойла, – почерк, он у меня более красивый и разборчивый, чем у него самого. Во всяком случае, так он мне говорит всякий раз, когда просит что-то за него написать. И честно скажу, вряд ли стоит меня за это душить.
– Вы не можете поднимать в воздух предметы? А как же тогда объяснить вот это? – спросил Мюррей, кивнув на дощечку, которая, оторвавшись от стола, вяло покачивалась над ним.
Все ошарашенно смотрели на парящую в воздухе грифельную дощечку. Следом за ней в полет пустился кусок мела, потом подлетел к дощечке и стал что-то на ней писать. Сделав свое дело, мел, похожий на диковинное насекомое, снова опустился на стол. А дощечка тотчас подлетела к группе людей и замерла перед миллионером.
– “Хочешь, я поглажу тебя еще раз, любовь моя?” – прочитал Мюррей. – О, Эмма, – прошептал он, с бесконечной благодарностью глядя куда-то поверх дощечки, где вроде бы могло находиться лицо его возлюбленной. – Да, конечно, любовь моя, мне так хочется почувствовать твое прикосновение…
Словно резким взмахом руки надпись была стерта, и дощечка снова легла на стол, а мел опять начал писать на ней. Потом она еще раз подлетела к Мюррею.
– “Думаю, куда веселее будет поубивать всех остальных”, – прочитал миллионер.
И тотчас дощечка упала, как если бы кто-то с презрением швырнул ее на пол. По комнате прокатился зловещий мужской хохот.
– Какого дьявола?.. – воскликнул Мюррей. Он понял, что это не был дух Эммы, и с отвращением вытер щеку рукавом пиджака. Затем, обращаясь в ту сторону, где упала дощечка, рявкнул: – Кто ты такой, сукин сын?
Смех стал еще громче и еще безумнее.
– Позволь мне, Гилмор. У меня больше опыта в общении с духами, – сказал Конан Дойл, отодвигая миллионера, и обратился к какой-то непонятной точке в пространстве: – Кто ты такой, сукин сын?
Острый как скальпель голос прорезал воздух:
– Вы хотите знать, кто я такой, мистер Конан Дойл? Я само Зло! Да, самый страшный из злодеев, каких только можно себе вообразить! Уж поверьте, знай вы о моих преступлениях, ужас и негодование уступили бы место восхищению перед моим мастерством.
Конан Дойл выглядел растерянным, однако в голове у него крепла уверенность, что эти слова ему знакомы.
– Про зло легко писать, – продолжал голос, – но не так-то приятно столкнуться с ним, когда ему удается сбежать со страниц сочиненных вами книг, не правда ли, мистер Конан Дойл?
– Сбежать со страниц сочиненных мною книг?.. Что вы, черт побери, хотите сказать?.. – И тут он вспомнил. Да, эти самые слова сам же он и написал в “Последнем деле Холмса”. – Господи… но этого просто не может быть, не может быть… Ты… Мориарти?
– О нет, – ответил незнакомец с мерзким смешком, – мое имя начинается на “с”. Ну-ка, Джордж, не хочешь ли теперь попытать судьбу ты?
Уэллс поднял брови, поняв, что теперь обращаются к нему. Голос на несколько секунд умолк, а потом Джордж услышал его прямо перед собой – ему даже показалось, что он уловил кисловатый запах в дыхании неведомого существа.
– Итак, Джордж, кто я такой?
Невидимые пальцы схватили писателя за нос. Уэллс дернулся назад, потянув за собой обнимавшую его Джейн. Потом с опаской уставился в пустоту и рискнул сформулировать нелепый и дикий вопрос, который крутился у него на языке с тех пор, как неизвестный только начал говорить:
– Ты… человек-невидимка?
– Это тоже не начинается на “с”, Джордж, – вмешался Конан Дойл, успевший встать рядом с ним.
– Зато Смерть, Невидимая Смерть – да. А ведь именно так герой моей книги подписал письмо, адресованное своему другу Кемпу.
– Нет, с вами, писателями, просто невозможно иметь дело! Тщеславие бьет через край! – с насмешкой произнес голос. – Мориарти! Человек-невидимка! А я всего лишь пришел за тем, что принадлежит мне по праву, за тем, что украла проклятая старуха. Отдай мне это, Джордж.
– Старуха? О чем ты?
– Хватит, Джордж! Не притворяйся, со мной такие номера не проходят. – Голос кружил вокруг, так что казалось, будто с ними разговаривает сам мрак. – Я говорю, разумеется, про книгу! Про “Карту хаоса”! Отдай мне ее, или, клянусь, всем вам придет конец!
– Но у меня нет никакой “Карты хаоса”! – возразил Уэллс.
И тотчас пожалел, что слишком повысил голос, поскольку невидимое существо ответило ему гневным воплем:
– Что ж, ты сам этого хотел, Джордж!
Затем послышались раскаты смеха и шаги, которые, казалось, доносились сразу отовсюду, словно дух принялся как сумасшедший бегать по всей столовой. И путь его можно было угадать по тому, как пламя то одной, то другой свечи начинало колыхаться.
– Влюбленный миллионер, очаровательная девушка, Великий Анкома, неистовый Конан Дойл… Чью смерть ты желаешь увидеть первой, Джордж?
Артур сделал несколько шагов вперед:
– Начни с меня, дьявольское отродье, если ты считаешь себя настоящим мужчиной!
Не успел он бросить свой вызов, как раздался пронзительный свист, и все повернули головы в ту сторону, в том числе и Конан Дойл, который едва успел заметить серебристую молнию, прежде чем почувствовал острую боль в правом ухе. Он чертыхнулся и поднес руку к словно огнем обожженному месту. И тотчас прямо за его спиной послышался глухой удар. Растерянные взгляды устремились к стене, где шпага почти на четверть своей длины вонзилась в лоб пышно разодетого джентльмена в гофрированном воротнике. Шпага еще продолжала дрожать. Сразу побелевший как мел Конан Дойл дернулся в сторону, он понял, что целью невидимки была его голова.