– Боялся, что вы быстро нападете на мой след и я не успею скрыться.

– А зачем понадобилось отрезать ей кисть?

Он замер: похоже, он не мог вспомнить или даже понять, зачем это сделал. Жань Дундун потрясла перед ним правой рукой и повторила:

– Зачем понадобилось отрезать ей кисть руки?

– Не знаю… В тот момент какой-то голос внутри меня сказал: «Отрежь», это прозвучало как приказ, но когда я это сделал, то от страха покрылся ледяным потом.

– Куда ты ее дел?

– Кинул в реку.

– Чем отрезал?

– Ножом вот с таким лезвием. – Он показал жестом около одного чи[17].

– Где нож?

– Кинул в реку.

Учитывая, что на все подобные вопросы он отвечал одинаково, создавалось ощущение, что в этой «реке» было целое хранилище.

– Этот человек тебе знаком?

Жань Дундун показала ему фотографию Лю Цина.

– Так это он и дал мне десять тысяч.

– Как его зовут?

– Не знаю, я называю его вруном.

– Почему?

– Потому что он сказал, что десять тысяч – это только залог, а по завершении дела он должен был передать мне еще девяносто тысяч. Чтобы я ему поверил, он тогда же открыл сумку и показал наличные, судя по количеству пачек, там как раз столько и было. Но когда я все сделал и снова подобрался к его окну, в кабинете вместо него сидел уже другой человек, он-то и сказал, что этот негодяй уволился.

– Он говорил, каким именно способом надо разобраться с Ся Бинцин?

– А какие тут еще могут быть способы сделать так, чтобы она исчезла? – Казалось, он искренне хотел узнать ответ, словно впервые задумавшись над этим вопросом.

– Просто ответь: говорил он, как именно следует избавиться от Ся Бинцин? – повторила Жань Дундун.

Наклонив голову, он на какой-то момент задумался, после чего сказал:

– Нет, он лишь сказал сделать так, чтобы она к нему больше не приставала.

– Он говорил тебе о том, что Ся Бинцин следует убить?

– Хотя и не говорил, но я понял, что именно это он и имеет в виду, иначе зачем я ему сдался? Я должен был выполнить за него всю грязную работу.

После допроса И Чуньяна повезли на опознание места преступления. Там он указал ту саму доску, которой ударил Ся Бинцин. Но поскольку сразу после преступления он ее хорошенько отмыл, а с того времени прошло уже десять месяцев, на ее поверхности не осталось никаких улик. Еще он обмолвился, что на Ся Бинцин была перекинутая через плечо сумочка, но пока они плыли, эта сумочка куда-то пропала, скорее всего, утонула в озере. На таком обширном водном пространстве протяженностью в три километра отыскать сумочку было совершенно невозможно. Он нашел и место, где привязал к тростнику Ся Бинцин, но это уже была не прошлогодняя, а свежая трава. Махнув в сторону широкого участка реки, он объяснил, куда примерно бросил нож и отрезанную кисть. По просьбе Жань Дундун водолазы работали здесь в течение трех дней, но, кроме велосипеда, причудливой формы камней и затонувшего дерева, ничего не вытащили.

76

Единственным вещественным доказательством, которое у них имелось, была та самая доска от настила. Но хотя ее древесина и совпадала с щепками, обнаруженными на затылке Ся Бинцин, никаких следов для определения ДНК И Чуньяна или Ся Бинцин на ней не осталось. Можно ли было доказывать, что И Чуньян – убийца, лишь на основании его собственных признаний и этой доски? Считая, что этого недостаточно, Жань Дундун чувствовала неудовлетворенность и в итоге решила допросить И Чуньяна снова.

И Чуньян сказал, что признался во всем и больше добавить ему нечего, после чего закрыл рот и промолчал больше трех часов. Жань Дундун уже хотела было оставить все как есть, но поскольку она была перфекционисткой, ей хотелось все сделать по высшему разряду. Тогда она взяла его стихотворение и начала читать вслух: «Всякий раз прикасаясь ко мне, // Твои руки горят от трения, // Пускай твои пальцы так же грубы, как мои, // Моя кожа тает от них, // Таю весь я, // Твои пальцы тают вослед, // Я пытаюсь тебя найти, но тебя словно нет». Его прикрытые глаза медленно открылись, лицо озарилось светом. Жань Дундун вспомнила рассуждения Му Дафу о творчестве: «О чем бы писатель ни писал, он всегда пишет о себе», «Человек искусства выражает себя через картины и вещи, произведение – это эхо реальности или проекция души», «Слово „стол“ – это означающее, словосочетание „конкретный стол“ – это означаемое означающего» и т. д. Стоило Жань Дундун провести такие аналогии, как ей показалось, что в этом стихотворении кроется разгадка того, почему И Чуньян отрезал кисть Ся Бинцин.

– Кто она, кого ты «пытаешься найти»?

– Се Цяньцао, – еле слышно произнес он.

– Можешь про нее рассказать?

– Я учился с ней в средней школе старшей ступени, она была прекрасна – изогнутые брови, выразительные, с блеском глаза, нежнейшая кожа, кажется, ущипнешь – и выступит роса. Она сидела со мной за одной партой. В отличие от остальных, которые проводили посередине черту, определяя границы личного пространства, она так никогда не делала, поэтому моя рука могла свободно проникать на ее территорию, равно как ее рука могла свободно заходить в гости ко мне. Она была директорской дочкой, вся такая воспитанная, без намеков на высокомерие, нисколечко не презирала меня, деревенского. Как-то раз я устроил ей проверку и дня четыре не менял одежду. Остальные, чтобы не задохнуться, обходили меня стороной, а ей все нипочем – сказала, что от моего тела исходит естественный природный аромат, ровно так же благоухают трава и полевые цветы. Я сомневался, что она говорит правду, поэтому продолжал ее проверять. Один раз я прямо на уроке снял кроссовки, вокруг тотчас поднялась ужасная вонь, угоревшие за соседними партами одноклассники зажали носы, а она, чтобы сохранить мне лицо, притворилась, будто ничего не чувствует. У меня в те времена была только одна пара кроссовок, поэтому если бы я их постирал, пришлось бы ходить босым. Однажды на переменке она по неосторожности опрокинула чернильницу и чернила пролились прямо на мои стоявшие под партой кроссовки. Когда я вошел в класс, она принялась бесконечно передо мной извиняться, обещая купить новые. Одноклассники подняли шум, требуя, чтобы она немедленно восполнила утрату. Взяв мои грязные кроссовки, она вышла из класса и буквально через полчаса вернулась с новыми. Заметив, что кроссовки были известного бренда, я подумал, что мне здорово повезло, а через три дня она вернула мне еще и старую пару, которая просто сияла от чистоты. Она сказала, что терла их щеткой больше часа. Как мне поведал один из одноклассников, она опрокинула чернильницу специально, чтобы взамен моих грязных вонючих кроссовок купить мне другие, а такой способ она придумала, дабы не ранить мое самолюбие.

Чтобы выяснить, влюбилась она в меня или просто сочувствует, я продолжал устраивать проверки. Новый способ заключался в том, чтобы специально завалить вступительные экзамены в вуз. Я намеренно пропускал вопросы, в итоге по математике и английскому, которые я сделал лишь наполовину, мне удалось скинуть разом пятьдесят процентов. Сдавая бланк с ответами, я шел, высоко подняв голову, словно герой, которого ведут на казнь, и в сердце моем поднимались волны скорби. Это был рискованный шаг, я играл с судьбой лишь для того, чтобы разобраться, любит она меня или нет. Я проверял ее раз за разом, так же, как проверял друзей и родных, меня уже было не остановить, это превратилось в привычку. Когда наступили летние каникулы, я пошел в школу, чтобы узнать