в лоб. Ноги в резиновых бахилах разъезжались в разные стороны… Вот грохнется сейчас девушка посередь поля, переломает конечности, тогда будет время повспоминать гулянки! Навалом. У… твою мать! — проспотыкалась на всех колдобинах, а в десяти шагах от дома ухнулась копытом в снег! А под ним — водища! Ледяная. Полный бахил.

Ну и денек! Лифт, сволочь, опять был сломан, загреби его в пыль! Тащись теперь на девятый этаж с тяжеленной сумкой! Вроде как ничего особенного и не взяла: пузырек «Гжелки», «пепси» двухлитровую — Алик обожает эту дрянь, — сервелатику, сыру, хлеба два батона, буханку черного, вырезки килишко, банку огурцов, бананчиков, ну и так, по мелочи, а рука прямо отваливается… Рюкзак, что ли, купить? И совершать восхождение по-спортивному, как альпинисты на Эльбрус.

На пятом этаже, чтобы не сдохнуть, она привалилась к матерно расписанной стене. Выше было темно. Не видно ни зги. Как Сусанину грозно вскричали враги… Все лампочки, холерики чертовы, перебили!

После привала сумка стала еще увесистей. Да хрен с ним, и не в таких бывали переделках! Бутылку водки — в карман, «пепси» — под мышку и вперед, с песней: По ди-ким сте-пям За-бай-калья, где зо-ло-то ро-ют в го-рах, бра-а-дя-а… Вот зараза… бхе… бхе! Вонища из мусоропровода такая, что в зобу дыханье сперло. Хоть противогаз надевай… А неслабо так, с рюкзаком и в противогазе? Кто встретится на лестнице, сразу копыта отбросит!.. Ха-ха-ха!.. Да-а-а, подруга, все-таки плачет по тебе Кащенко! И давно…

Смех смехом, но возвращаться в пустую квартиру, где тебя никто не ждет, хуже нет. Зачем она Таньку выперла, идиотка? Сейчас племяшка организовала бы сладенького чайковского, накинула пледик на дрожащие после восхождения конечности, распихала жратву в холодильник. Похохотали бы на пару над теткиной старческой немощью.

Диван, паразит, заскрипел так жалобно, как будто устал больше всех. Хотя, конечно, народу на нем много всякого порезвилось… Не выступай, родной! Если девушка не покемарит минуток несколько, джигит в живых ее уже не застанет.

В башке опять зароились сюжетики из бурной личной жизни. Щека прямо прилипла к подушке. Интересно, когда автобус ждешь десять минут — охренеть можно, а тут пролетают, паразиты, как пули у виска… мгновения… мгновения… мгновения…

Разлепив глаза, она в ужасе подскочила: что за черт? Половина десятого! Где же Аличек?.. Вот сволочь! Хоть бы позвонил, гад, предупредил. Как же! Дождешься от него.

Кружка крепкого кофе и полпачки сигарет несильно взбодрили. Спать, что ли, завалиться?.. Эх, погрузиться бы в летаргический сон! Месячишка на три. Проснуться с пустой башкой: Алик? Это кто ж такой будет? Вы чего, ребята, шизнулись? Я такого знать не знаю.

Зазвонил телефон, и она, шалава, опять подскочила, будто наскипидаренная, вместо того чтобы не спеша снять трубку и сонным голосом послать джигита к такой матери… С другой стороны, хрен его знает, может, у него какое-то ЧП?

— Да-да, я слушаю!

— Теть Жень, огромное вам спасибо! Я все перемерила, все замечательно!

— Я очень рада.

— Что с вами? Случилось что-нибудь? Почему у вас такой расстроенный голос?

— Не, не, не боись, все хоккей! Просто задремала с устатку.

— Ой, я вас разбудила? Извините, я тогда позвоню завтра. До свидания.

Бодренько ответить «пока!» уже

не хватило сил, до того вдруг сделалось тошно: молодая, хорошенькая Танька крутилась сейчас перед зеркалом, а ее старой тетке осталось только одно развлеченьице — размазывать по роже сопли и слезы. Потому что она больше не нужна даже такому говну, как Алик!

Это что же получается, она завидует Танюхе? Ее молодости? Значица, все, полный абзац?.. Фиг с маслом! Еще попрыгаем!

Глава вторая

1

Весна ворвалась в промозглый, хлюпающий простуженными носами город совершенно неожиданно. На выходе из метро вдруг отчаянно захотелось распахнуть куртку, запихать в сумку надоевший за зиму шарф и растрепать волосы на ласковом ветерочке.

И правда, весна! Дядька из соседнего дома, с лицом серийного убийцы на пенсии, обычно устрашающе поглядывающий исподлобья на всех, кто приближался к его черному жизнерадостному пуделечку, сегодня приветливо улыбнулся и поздоровался.

Она тоже улыбнулась в ответ, почесала за ушком вставшую на задние лапки симпатичную псинку и зашагала еще веселее. Солнце било в глаза, отражаясь, полыхало в стеклопакетах, переливалось синевато-желтыми бликами на крыше стоящего у подъезда серебристого «мерседеса».

— Эй! Татьяна, кажется?

Настроение мгновенно испортилось. Из-за собственного жаркого смущения, никак не согласующегося с грубоватым окриком мужчины, чей образ еще недавно не давал покоя, порождал мучительные, неуправляемые чувства и безумные фантазии. Он даже не посчитал нужным выйти из машины. Махнул из открытого окна — сделал знак приблизиться к своей важной персоне. С видом главнокомандующего всей нефтяной отраслью страны разговаривал по мобильнику, развалившись на переднем сиденье «мерса», рядом с личным водителем.

— Здравствуйте, Николай Иванович.

Теперь господин Швырков сердито отмахнулся: не мешай, дай договорить! И она, дурочка, стала ждать. Дурочка — это не то слово! Как она могла плениться этим наглым типом с надутой крестьянской физиономией, не оставляющей сомнений в том, что двухсотлетнее татаро-монгольское иго — неоспоримый исторический факт.

Он наконец отключил мобильник, взглянул лениво:

— Анжела где?

— Понятия не имею. До свидания, Николай Иванович!

— Подожди-ка… — Вскинув руку, он с полминуты, не меньше, в раздумье смотрел на часы, ничуть не считаясь с чужим временем. Наконец соблаговолил перевести ленивые глаза на, между прочим, очень даже симпатичную девочку и вдруг, сощурившись, смерил наглым, оценивающим взглядом. С ног до головы. — У тебя есть что-нибудь одеть… поприличнее?

Остаться хладнокровной после такого гиперхамства стоило большого труда.

— Простите, не поняла? В каком смысле?

— В том смысле, что иди быстренько переодевайся. Даю тебе десять минут. Хотел Анжелу с собой взять, но раз ее нет… Короче, поедем в ресторан, на деловую встречу. Говорят, ты английский хорошо знаешь. Будешь переводить.

— Извините, но…

— Давай, давай, опаздываем!

Если бы он не был Анжелкиным отцом, то получил бы в ответ ядовитое: очень жаль, господин Швырков, но у меня есть дела поважнее ваших деловых встреч! Будь он всего лишь Анжелкиным отцом, то и тогда, пожалуй, уехал бы один.

— Так и быть, спущусь через двадцать минут.

— Десять!

Капризно вздернутое плечо «не я в вас заинтересована, а вы во мне, не нравится — уезжайте» и неспешная походка должны были продемонстрировать этому наглецу, кто здесь диктует свои условия. Походка удалась на славу, хотя внутренне трясло от обиды, злости и того глупого, но уже полностью захватившего азартного желания доказать свое превосходство, которое и не позволило распрощаться с Анжелкиным