Он вздохнул и посмотрел на песочные часы, те самые, которые оставил ему ненавистный Дарнли после того, как украл подарок Кальвина.

«Я должен был забрать их до того, как он умер, – подумал Нокс. – Теперь никто не знает, куда они делись». Им овладело чувство утраты.

В верхней половине часов осталось еще достаточно много песка. Возможно, ему даже не придется говорить все отведенное время. Он чувствовал, что уже сказал самое главное. Он мог настроить толпу против Марии и Босуэлла, но самым важным было продвижение к коронации маленького принца. Тем не менее стоит напомнить людям, почему это необходимо.

– Как и вы, я помню тот день, когда она вернулась в Шотландию. Повсюду сгустился зловещий туман – предупреждение небес. Он окутал ее, как французский плащ, и прилип к ней, словно один из ее французских поэтов, целовал ее щеки, словно один из ее придворных и иностранных шпионов…

Он постепенно распалялся:

– А потом, в своей ненасытной похоти, она совратила женатого мужчину и возлегла с ним. Они сговорились убить ее мужа, который погиб при взрыве. Потом они устроили притворный развод, противоречащий законам Божьим и человеческим, чтобы и дальше предаваться разврату. Должны ли мы терпеть это! Можем ли мы позволить, чтобы наш народ унижали и осмеивали при дворах других стран? Никто не станет чтить королеву, которая превратилась в обычную шлюху, и никто не будет слушаться ее!

Люди продолжали смотреть на него, но начали шевелиться и перешептываться.

– Да, я сказал шлюху! Для нее нет другого слова, если вы не предпочтете распутницу, Мессалину, проститутку! Или, может быть, вы предпочтете убийцу? Я утверждаю, что шлюхе не подобает и дальше жить в разврате. Сжечь шлюху! Сжечь шлюху!

Люди начали кричать. Что это – протест или согласие?

– Сжечь шлюху… Сжечь шлюху… – это было согласие.

– Наш закон требует сжигать женщин, которые убивают своих мужей, а во Второзаконии, глава двадцать вторая, стих двадцать второй, сказано: «Если найден будет кто лежащий с женою замужнею, то должно предать смерти обоих: и мужчину, лежавшего с женщиною, и женщину; и так истреби зло от Израиля».

О графе Босуэлле же сказано в книге Исход, глава двадцать первая, стих шестнадцатый: «Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти».

Далее, в книге пророка Малахии, глава четвертая, стих первый, сказано: «Ибо вот, придет день, пылающий как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома».

Грех на грехе, злодейство на злодействе – они должны умереть! – вскричал Нокс. – Пусть псы лижут их кровь, как они лизали кровь злого Ахава и проклятой Иезавели!

– Они должны умереть! – эхом отозвались слушатели. Их голоса возвысились и заполнили темный неф собора.

Когда Нокс пробирался наружу посреди толпы, Мейтленд дернул его за край плаща.

– Лорды Конгрегации ждут в Стирлинге, – прошептал он, прикрыв лицо. – У них есть армия.

Нокс посмотрел на него:

– А как же вы, сэр?

– Я с ними. Я присоединюсь к ним, как только смогу освободиться.

– Не задерживайтесь, иначе вас причислят к сторонникам королевы и сожгут вместе с ней. – итак, секретарь королевы тоже спешит покинуть ее, словно мышь, убегающая из горящего амбара. – Где сейчас находится королева?

– Они на регате в Лейте, отмечают свою свадьбу, – с нервным смешком ответил Мейтленд.

Нокс тоже засмеялся, но его смех вышел хриплым и болезненным.

Вода сияла и переливалась между судами, усеивавшими поверхность залива Форт, где Босуэлл собрал весь шотландский флот: галеоны, каракки и торговые барки. Суда были полностью оснащены и вычищены, а флагманский корабль был украшен цветочными гирляндами толщиной с мужскую руку, обвивавшими поручни и носовую фигуру. Его паруса были снежно-белыми, словно подвенечное платье.

– Ты сошел с ума, когда потратил столько денег, – упрекнула его Мария, но, несмотря ни на что, она была довольна.

– Нашу свадьбу нужно отметить, – отозвался Босуэлл. – В конце концов, свадьба требует каких-нибудь экстравагантных жестов.

Он посмотрел на толпу, собравшуюся на берегу и глазевшую на флотилию, которая покачивалась на воде.

– Нельзя лишать их возможности разделить нашу радость с нами.

Этот человек изумлял ее: он сохранял непреклонное спокойствие посреди моря ненависти и надвигающегося шторма. Был ли он героически мужественным или просто не понимал происходящего?

– Мы не должны стесняться, – добавил он. – Если мы не будем радоваться, кто будет радоваться вместе с нами? И зачем тогда было заходить так далеко?

Значит, он понимал.

– Ах, Босуэлл, – сказала она. – Не знаю, смогу ли я последовать за тобой в огонь, чтобы ты мог гордиться мною.

– Я видел, как ты проходила через другое пламя, – наконец ответил он. – Как ты думаешь, что заставило меня полюбить тебя?

Так вот почему он полюбил ее? Это немного смутило Марию. Почему мужчина влюбляется в женщину из-за того, что она иногда ведет себя как мужчина?

– Они кажутся такими спокойными, – сказала она, указывая на толпу. – Они не проявляют враждебности и не собираются восставать против нас.

– Они пришли ради представления, бесплатной еды и хорошей погоды. Для них это повод отвлечься от ежедневного труда. Когда что-то дают бесплатно, вокруг собирается толпа. Так всегда было и будет. Это ничего не значит. Нет, это представление предназначено для нас, для тебя и меня. У нас будет что-то, о чем мы сможем вспоминать.

Она поежилась:

– Когда они нанесут удар? Мы распродали все, чтобы расплатиться с солдатами. Мы вели себя так благоразумно, что даже восьмидесятилетние старики сочли бы наше общество скучным. Однако лорды так и не вернулись из своего укрытия.

– Сильный бьет открыто, слабый прячется и ждет удобного момента. Трудно сказать, насколько они сильны. Мы оставили Эдинбургский замок и Данбар под охраной, и я собираю пограничную стражу. Кроме того, есть много других людей, которые будут лично преданы тебе и последуют за королевским знаменем Стюартов.

– Сомневаюсь, будет ли их так много, как ты думаешь, – пробормотала она. Когда-то вся Шотландия была полна ее сторонниками, но теперь…

Суда выстраивались в линию для демонстрации мореходного искусства. Босуэлл был достойным адмиралом, он хорошо обучил свой флот за годы своего командования.

– Есть ли более прекрасное зрелище, чем корабль с развернутыми парусами? – спросил он таким тоном, которым он пользовался лишь в тех случаях, когда что-то глубоко трогало его. – Для меня существуют три непостижимые вещи – вернее, четыре, которые остаются неведомыми для меня: путь орла в небе, путь змеи на камне и путь корабля посреди океана.