Как гласило краткое наставление, изданное в 1832 году, «исправный солдат ведет себя честно, трезво, порядочно, верен своему государю, знает твердо артикулы, послушен начальникам, содержит себя и амуницию во всегдашней чистоте и исправности, умеет правильно стоять, равняться, ворочаться, маршировать и ружьем своим действовать, знает имена всех своих начальников, сроки всем вещам, сколько получает жалования и провианта, притом должен быть бодр и расторопен».[190]

При Николае I русская армия комплектовалась нижними чинами на основе рекрутской повинности, установленной еще в петровские времена. Почти ежегодно в России проводился рекрутский набор, когда с каждых 500 крестьянских и других податных «душ» брали по 2 рекрута, то есть человека, назначенных в солдатскую службу, по жребию, либо по решению общины или помещика. Во время войн первых лет николаевского царствования проводились усиленные наборы, в том числе и по 3, и по 4 человека с 500 душ. Слово «рекрут» означало не только призывника, но и молодого неопытного солдата первых месяцев службы. С 1829 года обучение рекрута продолжалось полгода, с 1841-го — 1 год. После этого срока рекрут превращался в полноценного солдата.

В гвардию солдаты попадали из трех источников. По старинной традиции, лучших людей из армейских полков переводили в гвардейские за подвиги в боях или за отличие по службе, причем армейский унтер-офицер зачислялся в гвардию рядовым. В начале царствования Николая I этот источник преобладал. К 1840-м годам большую роль стало играть пополнение непосредственно из рекрутских наборов. В любом случае непременными условиями были высокий рост, хорошее телосложение, представительная внешность. Самые высокие попадали в полки гвардейской линейной пехоты, в гвардейские кирасиры, в пешую артиллерию и морской экипаж. Наименее рослыми в гвардии были нижние чины гвардейской легкой кавалерии и егерских рот гвардейской легкой пехоты (четвертые полки дивизий).

Третьим источником были школы военных кантонистов — солдатских детей. До 14 лет мальчики находились на попечении родителей, а затем в обязательном порядке отдавались в школу при своем полку. Здесь их обучали Закону Божию, русскому языку, арифметике, уставам, фронту (то есть строевой подготовке), музыке, пению и разным ремеслам. С 18 лет юноши поступали на действительную службу в полк, и с этого момента начинался ее отсчет. Самых рослых, молодцеватых, хорошего поведения брали в строй для замещения в дальнейшем вакансий унтер-офицеров и фельдфебелей; невысоких, но крепкого сложения — в музыканты, способных, но слабого здоровья — в фельдшеры и писаря, «тупых в обучении» — в барабанщики, флейтщики и мастеровые. Такая формулировка звучала не вполне справедливо, хороший опытный барабанщик, тем более гвардейский, тоже был настоящим мастером своего дела. А флейтщиками нередко были мальчики лет 14, а то и младше.

Унтер-офицер, рядовой (в шинели), барабанщик и флейтист Л.-гв. Измайловского полка. Литография Л. Белоусова. Около 1828–1833 гг.

Рядовой и офицер Л.-гв. Волынского полка в 1832–1833 гг.

Трубач и кантонист Л.-гв. Конного полка в 1845 г. Рис. из полкового альбома. 1848 г.

Кроме перевода лучших армейских солдат в гвардию было и обратное явление — за дурное поведение гвардейцев переводили, в качестве наказания, в армейские полки. Офицер Л.-гв. Конного полка Василий Романович Каульбарс вспоминал, как был отправлен в командировку за людьми в полки армейской кавалерии. В строю он видел много высоких красавцев, каждый из которых по внешним данным мог подойти в конную гвардию. Но, к его разочарованию, это оказывались люди, уже побывавшие в гвардии и за проступки переведенные в армию.

Списочная численность нижних чинов в полках, как правило, не дотягивала до штатной. Так, в Л.-гв. Финляндском полку из положенных по штату 248 унтер-офицеров в разные, причем мирные годы не хватало от 9 до 36, а из 2719 рядовых — от 269 до 511. Во время Крымской войны численность рядовых в действующих гвардейских полках, напротив, превышала штаты.

Офицер Л.-гв. Саперного батальона Владимир Иванович Ден описывает удивительные случаи ухищрений, на которые пускались командиры в 1840-е годы, чтобы представить государю свои полки в наилучшем виде.

Например, командир Л.-гв. Егерского полка генерал-майор барон В.Н. Соловьев для наличия полного числа людей ставил в строй рекрутов. Л.-гв. Волынский полк, переведенный из Варшавы, стоял в Ораниенбауме, но его штуцерная команда численностью в 24 человека размещалась в егерских казармах. Этих солдат одевали в форму лейб-егерей и ставили к ним в строй для полноты. Для смотра с обозом Л.-гв. Измайловский полк занимал лошадей в Л.-гв. Конно-пионерном дивизионе. Нехватка хорошо подготовленных нижних чинов и «затыкание дыр» особенно наглядно отражены в описании Деном высочайших смотров на Дворцовой площадке, как называлось тогдашнее свободное пространство перед Зимним дворцом со стороны Адмиралтейства, на месте будущего сада: «Гвардейские полки, за недостатком казарменных помещений, разделялись постоянно на два городских и один загородный батальон — последний от окончания лагерного сбора одного до начала лагерного сбора другого года всегда располагался по деревням. В продолжение Святой и Фоминой недели постоянно назначались разводы; с церемониею на дворцовой площадке. Разводы эти производились постоянно, кроме первых двух дней Светлого Праздника, с учениями.

Рядовой Л.-гв. Семеновского полка К. Екименко. Худ. Е.Р. Рейтерн. 1832 г.

Рядовой Л.-гв. Конного полка. Рис. Т. Райта. 1844 г.

Рядовой Л.-гв. Семеновского полка А. Копытов. Худ. Е.Р. Рейтерн. 1832 г.

От успеха или удачи учений зависела участь частей на целый летний сезон, кроме того, учение одного батальона на таком месте, как Дворцовая площадка, было дело нелегкое, потому что никакой ошибки нельзя было скрыть, и потому этих учений полковые командиры боялись более прочих смотров. Чтобы видеть по очереди все батальоны, государь Николай Павлович назначал разводы от каждого полка по два дня сряду, — что же делали полковые командиры? Они не только по ночам приводили в город всю первую шеренгу и лучших людей загородных батальонов и ставили их в ряды того батальона, который наряжался в караул, но и по отбытии учения одним батальоном, сменяли секретно с караула, ночью, лучших и более видных солдат, чтобы их на другой день снова поставить в ряды другого батальона».[191]