— В местной газете, пару дней назад. Небольшая статья и фотография. С мужем и ребенком.

Господи, надо попросить департамент, чтоб перестали посылать эту ужасную фотографию — она и Ларри на диване, между ними Эмили в школьной форме.

Значит, Дэниел видел фото. Но это никак не относится к… конечно? Они повернули к «Белому Лебедю», и тут Алисон наклонилась к шоферу:

— Куда вы отвозили ту полицейскую? Когда искали родственников?

— К его дому. Только там никого не было. Он жил один. Хотите туда съездить? — Он уже крутил баранку и выезжал обратно на дорогу. Алисон откинулась назад и закрыла глаза. Крепко.

В конце тупика дорога сужалась в покрытую гравием дорожку, которая вела к крохотному домику. Через пару недель агенты по недвижимости назовут его «рабочим коттеджем».

— Я вас подожду, — сказал шофер, но она уже совала ему в окно деньги.

— Не надо. Я дойду пешком. Могли бы вы забросить в мотель багаж?

— Уже темнеет.

Но она удалялась по дорожке. Дождь лил в окно машины, парень закрыл его и вывернул на дорогу.

Алисон обошла дом и толкнула дверь. Все заперто. Полная сохранность. Типично для самоубийства или подозрительно? Никак не могла вспомнить. Скорее всего типично; поставить все точки. Дверь гаража нараспашку, к ней прислонен старый велосипед, который, судя по изогнутым колесам и перекошенной раме, когда-то побывал в аварии.

Все. Она повернула назад и уже прошла дом, как вдруг в матовом оконном стекле зажегся яркий пронзительный свет. На окне не было занавески, и Алисон решила, что это ванная комната. Стоя в саду у стены, она поднялась на цыпочки, дотянулась до кусочка прозрачного стекла, прямо над подоконником, и заглянула в ярко освещенную комнату.

Там была огромная ванна, каких она никогда не видела, а в ней маленькая девочка лет шести-семи, с черными кудрявыми волосами и словами «Маленькая Фея», вышитыми на спине ее красного плаща. Ребенок насвистывал что-то без мотива и оттирал стенки ванны. Вот девочка наклонилась и двумя пальцами подцепила что-то в сливном отверстии.

Позже Алисон вспоминала мельком увиденную стеклянную линзу, янтарную или желтую, которая вобрала в себя весь свет в ванной и вновь исторгла его на белые стены такой яркой радугой, что Алисон отвела взгляд. Быть может, ей только показалось, что девочка рассмеялась в каком-то диком восторге и продолжала смеяться, когда Алисон отступила от яркого окна и повернула прочь от дома, в котором когда-то жил Дэниел О'Холиген, прочь по усыпанной мокрым гравием дорожке.

В конце освещенной сумерками дорожки зеленые ворота на проржавевших петлях взвизгивают на Алисон, когда она проходит мимо. Скрип ворот и детский смех сопровождают ее к проезду, где на фоне неба загораются и отражаются в лужах на асфальте уличные фонари. Теперь Алисон спешит, расплескивая тонущие звезды и убывающие в черной чернильной воде луны, она поднимает воротник, чтобы преодолеть ужасное искушение оглянуться на дом, где свет в окне наверняка потух, ибо темнеющий холод быстро настигает ее, и снова начинается дождь, сильнее, чем прежде, и наконец она понимает, знает, что все мы все еще потеряны в этом мире.