– Разумеется, нет! Главная проблема – это урон, который может нанести университету деятельность доктора Феррами.

Неплохой ход, подумал Стив. Ведь в глубине души каждый из членов комитета просто содрогается при мысли о том, что какая-то ассистентка может бросить ему вызов. В этом Беррингтон, несомненно, заручился их симпатией. И Квинн тут же поспешил обобщить проблему, поднять ее на более высокий уровень, создать у членов комитета впечатление, что, уволив Джинни, они защищают само существование университета, а не мстят молодому сотруднику.

Беррингтон сказал:

– Любой университет должен быть предельно корректен в том, что касается прав личности. Спонсоры дают нам деньги, студенты соревнуются между собой за получение места, поскольку наше заведение считается одним из самых уважаемых и перспективных в стране. И одно только предположение, что мы без должного уважения относимся к соблюдению гражданских прав, может нас погубить!

Сформулировано все это было столь безупречно, что все сидевшие за столом дружно закивали. Даже Стив кивнул, показывая тем самым, что согласен.

Квинн спросил Беррингтона:

– Итак, сколько, по-вашему, существует вариантов разрешения этой ситуации?

– Только один. Мы должны продемонстрировать, что ни в коем случае не санкционировали и никогда не будем приветствовать вторжение в частную жизнь граждан. Кроме того, мы должны показать, что администрация университета в состоянии поддержать порядок в своем заведении. Поэтому было решено уволить доктора Феррами. Альтернативы просто не существует.

– Благодарю вас, профессор, – сказал Квинн.

Беррингтон сел.

Стив пал духом. Этот Квинн действительно мастер своего дела. А Беррингтон чертовски хитер. Сумел создать впечатление разумного и озабоченного исключительно интересами университета профессора, который просто не в силах справиться с упрямой, безрассудной и вспыльчивой подчиненной. Что касается вспыльчивости, то это качество налицо, члены комитета только что в этом убедились.

И однако, все изложенное было ложью. Права Джинни, а вовсе не Беррингтон. И он, Стив, здесь для того, чтобы это доказать.

– У вас есть вопросы, мистер Логан? – спросил Джек Баджен.

– Да, есть, – ответил Стив и поднялся. И выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями.

Сбылась его мечта. Нет, он не в зале суда и даже еще не стал настоящим адвокатом, но он защищает человека, жертву нападок и несправедливости. Противник его очень силен, все против него, но правда на его стороне. Разве не об этом мечтал он всю свою сознательную жизнь?…

Итак, он поднялся и пристально посмотрел на Беррингтона. Если Джинни права, то Беррингтон должен чувствовать себя сейчас в несколько двусмысленном положении. Ну, как, к примеру, чувствовал бы себя Франкенштейн, допрашиваемый своим монстром. И Стиву хотелось сыграть на этом. Для начала – чтобы хоть немного сбить с этого Беррингтона спесь, чтобы лишить его уверенности в себе. А уж потом перейти к более конкретным вопросам.

– Вы ведь меня знаете, не правда ли, профессор? – спросил он.

Беррингтон сразу же занервничал.

– Э-э… а, ну да. Кажется, мы познакомились в понедельник, верно?

– И вы знаете обо мне все.

– Я… э-э… не совсем вас понимаю.

– Я проходил испытания в вашей лаборатории, так что у вас имеется обо мне самая обширная информация.

– А, в этом смысле… Да, конечно.

Но беспокойство Беррингтона не проходило.

Стив встал за спинкой стула, на котором сидела Джинни, и теперь взоры всех присутствующих были устремлены на нее. Трудно думать плохо о человеке, который отвечает тебе честным, открытым взглядом.

– Профессор, позвольте мне начать с первого заявления, которое вы только что сделали. Вы сказали, что после разговора с доктором Феррами в понедельник решили обратиться за квалифицированным советом к юристу. Это так?

– Да.

– Но ведь вы так и не обратились ни к какому юристу.

– Нет, просто замотался. Столько всяких дел навалилось.

– И вы не назначали никакой встречи с юристом?

– Я же говорю, времени не было.

– Но между вашим разговором с доктором Феррами и разговором с мистером Оубеллом о публикации в «Нью-Йорк таймс» прошло целых два дня. Неужели не было времени попросить секретаршу договориться о встрече с юристом?

– Так получилось.

– И вы не расспрашивали знакомых или коллег, которые могли бы вам подсказать, к кому обратиться?

– Нет.

– Так что вы ничем не можете подтвердить, что собирались это сделать?

Беррингтон самоуверенно улыбнулся.

– У меня, знаете ли, репутация честного человека.

– А доктор Феррами очень хорошо помнит этот разговор.

– Ну и на здоровье.

– И утверждает, что вы тогда и не думали упоминать о каких-либо проблемах этики или вторжения в частную жизнь. Вас тогда интересовал только один вопрос: как работает ее поисковая система?

– Возможно, она забыла.

– Или вы что-то путаете. – Стив почувствовал, что в этом раунде победил он. И резко сменил тактику. – Скажите, а эта мисс Фрилэндер, репортер из «Нью-Йорк таймс», говорила, откуда она узнала о работе доктора Феррами?

– Не знаю. Если даже и говорила, доктор Оубелл об этом не упоминал.

– А вы не спрашивали?

– Нет.

– И даже не задались вопросом, откуда она все это узнала?

– Ну, полагаю, у каждого репортера есть свои источники информации.

– А поскольку доктор Феррами не опубликовала пока что ни одной работы об этом проекте, источником могло быть некое частное лицо, верно?

Беррингтон заволновался и вопросительно взглянул на Квинна. Тот поднялся.

– Сэр, – обратился он к Джеку Баджену, – свидетели не должны заниматься пустыми домыслами и рассуждениями.

Баджен кивнул. Стив сказал:

– Но здесь у нас не формальные слушания, мы не в суде.

Тут впервые заговорила Джейн Эдельсборо:

– А лично мне эти вопросы кажутся весьма любопытными и имеющими прямое отношение к делу.

Беррингтон бросил на нее мрачный взгляд, она слегка пожала плечами, словно извиняясь за что-то. «Интересно, каковы взаимоотношения между двумя этими людьми?» – подумал Стив.

Баджен медлил с ответом в надежде, что кто-то из членов комитета поддержит его точку зрения, но все молчали.

– Ладно, – сказал он после паузы, – продолжайте, мистер Логан.