Конец XX века

— Слушай внимательно и не перебивай, — сказала ей бабушка Ева. — Ты — наследственная ведьма. Ведьмой была моя мама и бабка. Ведьмой могла стать и моя дочь, твоя мать, но она боялась такой судьбы и берегла себя.

— Берегла? — вопросительно повторила Иванна.

— Ведьмами, как и поэтами, не становятся, а рождаются. И все же лишь определенные обстоятельства зажигают в душе пожар. Гений, родившийся в горной деревне, умрет неграмотным дровосеком, не узнав, что он талантливый физик или артист. Но зная талант, обстоятельства можно подтасовать, а можно и обойти, как это сделала твоя мать. Она обложила свою жизнь ватой, сознательно избегая любых толчков. Именно удары судьбы и высекают из нас божий дар, под влиянием ярких эмоций поэт садится писать, вождь начинает борьбу, а ведьма…

Бабушка замолчала.

— Я забыла сказать: вчера ты убила того, кто обидел тебя.

— Откуда ты знаешь? — вскрикнула Иванна.

— Да уж знаю… — усмехнулась бабушка Ева. — Человек по имени Василий Людин попал в аварию — его тело разорвало на тринадцать кусков.

— А при чем здесь я? — испугалась внучка.

Бабушка вытянула руку и разжала кулак — на ее ладони лежали подобранные с ковра обрывки фотографии и рассеченная ударом ножниц глянцевая голова.

— Можешь сосчитать, — сказала она. — Ровно тринадцать.

Иванна нерешительно пересчитал а, потом, помедлив, пересчитала еще раз, затем, чтобы убедиться окончательно, сложила на простыне тринадцать частей в фигурку покойного режиссера.

Ошибки быть не могло!

— Я ведьма, — произнесла она, пытаясь примерить это понятие и не зная, как надеть его на себя, — словно заморский костюм, лишенный привычных прорезей для рук, оно казалось ей лишь бестолковой кучей тряпья. — Я — ведьма, — проговорила она снова.

И что-то тревожное, опасное заворочалось у нее в животе, подобно еще не рожденному, но уже существующему ребенку.

— Ты — ведьма, — подтвердила бабушка. — Твой дар звал тебя давно… Недаром ты поступила в медицинский. Ближе психиатрии к ведовству лишь религия. Ты выбрала профессию интуитивно, не в силах сформулировать точнее то, чего не знала и что не считала возможным.

— Я — ведьма, и я убила Людина…

Она вдруг всей кожей ощутила неприязнь к этой новой, зародившейся в ней жизни… И одновременно головокружительность этой власти!

Такое же спорное, смешанное чувство она испытывала в детстве, когда, втайне от мамы, воровала из коробки шоколадные конфеты: жажду вкусного, страх и азарт — застукают, не застукают?! И осознание, что ее поступок — нехороший и, если он всплывет, ей будет ужасно, невыносимо стыдно.

Такое же чувство она испытала, оказавшись впервые в постели с мужчиной, когда тело одновременно хочет и не хочет, стремится и боится, когда животный инстинкт, окрепнув, освобождается из уютной и привычной скорлупы морального табу.

— А если я не хочу? Не хочу быть такой? — гордо заявила она.

— У тебя нет выхода, — сказала бабушка. — Отныне ты раба.

— Что? — возмутилась Иванна. — Да кто меня заставит? Ты? Они? — Она не знала, кого именно имеет в виду, но уже заранее бунтовала. — Я буду поступать, как я хочу!

— Ты даже не понимаешь, что сама ответила на свой вопрос.

Бабушка встала со стула и подошла к окну. Спина ее была прямой, как у балерины.

— В тебе уже говорит ведьма, — бесстрастно объяснила спина. — Ведьмы неспособны смириться с неволей. Ни я, и никто другой не станет неволить тебя. Отныне ты сама будешь принимать решения и сама нести за них ответ… Ведьмы не подчиняются никому, в том числе и друг другу. Мы — свободный народ. И все же ты такая же раба, как все мы…

— Раба кого?

— А кто заставляет тебя есть, пить, спать? — пожала плечами бабушкина спина. — Твоя человеческая природа. Ко со временем ты избавишься от слабостей людских, научишься видеть в темноте, месяцами обходиться без сна и пищи… Ты ведьма и будешь жить как ведьма. Новое нутро получит над тобой власть. Твоя суть и станет твоим владыкой. Это уже случилось — вчера, когда ты убила человека.

— Но ведь это же ужасно! Ужасно! — запричитала Иванна.

— Ужасно что? — Обернувшись, бабушка посмотрела на нее в упор. — То, что ты убила его? Или то, что при мысли об этом у тебя кружится голова от радости, что он наказан?

— И то, и другое… — запаниковала Иванна. — Пойми, убить — это убить… — Она не знала, как сформулировать это точнее. — Это грех. Так нельзя! В любом случае это плохо.

— Что хорошо, что плохо… — Тон бабушки неожиданно сделался ласковым. — Даже человеческий суд плутает в подобных понятиях и оправдывает убийство в целях самозащиты.

Она подошла к внучке и любовно погладила ее по взъерошенной темной голове.

— Пойми, ты не могла не убить его. Сила, зачатая в тебе, была слишком могущественной, она уничтожила бы либо его, либо тебя. И то, что смерть досталась ему, — справедливо.

— Ты так думаешь? — с надеждой пролепетала Иванна.

Бабушка выкопала из одеяла зеркало и снова протянула его внучке.

— Ведьмы, в отличие от людей, могут отличить добро от зла, по крайней мере постфактум. Господь, сотворивший нас, — великий психолог. Он учел, что мы — женщины, и нашел единственный стимул, способный сдержать нас, — нашу внешность. Первый закон ведовства: совершая зло, ведьма стареет, верша добро — молодеет. Ты же не изменилась… Значит, это убийство не было ни злом, ни добром — оно просто должно было свершиться.

Иванна придирчиво изучала себя в зеркале.

— Быть может, — неуверенно предположила она, — это потому, что я не собиралась его убивать… Это было… ну как бы в состоянии аффекта. Я не знала, что я делаю! Я не хотела…

— Не обманывай себя, — обрубила бабушка. — Ты хотела! Очень хотела. Его убило твое желание убить. Но помни, до тех пор, пока жив второй враг, боль-ненависть-смерть навсегда останутся с тобой, словно ампула с ядом, зашитая в сердце.

— Пока жив Тёма? — поняла внучка.

— Ее можно не замечать, можно ходить осторожно, опасаясь резких движений, и жить под угрозой, что, оступившись, ты разобьешь ее, и она отравит тебя саму. Неотмщенное предательство разрушает того, кого предали. И против этого есть только одно противоядие — выпустить яд вместе с местью.

— Убить его? — поразилась Иванна. — Ты что… Я не смогу… Я больше не буду никого убивать.

— Сможешь, — убежденно сказала старая ведьма. — Рано или поздно, ты не сможешь поступить иначе. Ибо существует второй закон ведовства — ведьмы не влюбляются. Они не способны любить…

— То есть как это? — смешалась новорожденная колдунья. — Почему? За что?

— Это не наказание, — объяснила бабушка сурово. — Так уж устроен мир, в нем все гармонично, уравновешенно… Собака сильнее кошки, но она не умеет лазить по деревьям, и кошка может спастись, забравшись туда. Ведьма способна приворожить любого мужчину, но она не умеет любить и потому, лишенная искушения, не представляет опасности для их рода.