«Долг? Да какой к чертям собачьим долг?!» — хотелось крикнуть мне, но ошарашенная происходящим, я не смогла больше выдавить ни слова.

Хорошо быть эгоистом. Так просто и легко. Не нужно думать о ком-то другом, переживать. А значит, не нужно бояться потерять. И жертвовать собой во благо сотен потерянных из-за деяний твоего предка душ не нужно тоже.

Я ведь всегда была эгоисткой. В меру, но все-таки. И Йен Лафотьер, как мне казалось, тоже. Отчего же он сейчас, отдав кулон с частицей силы Прародительнице, медленно входит в воду? И отчего я в эту самую минуту думаю о том, что уж лучше бы мне требовалось принести эту жертву?

Он не попрощался со мной. Не сказал напоследок ни слова. Просто уходил, растворялся в соленой алой воде… а я смотрела на него в каком-то тупом оцепенении и в который раз за последние бесконечно долгие дни не верила, что это реально. Что на небе сияет солнце, тихо проплывают облака и где-то этим совершенно обычным утром люди идут на работу. Открываются уютные кофейни, откуда тянет приготовленной к завтраку выпечкой, где-то на заборе умывается кот и в отделении зерров шуршит бумагами вечно недовольный секретарь… Что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Кто-то умирает, но тут же кто-то рождается, и все снова идет по неизменному кругу.

Одна жизнь в обмен на множество других.

Такой ли равноценный это обмен, как может показаться на первый взгляд? И так ли это справедливо?

Я продолжала смотреть в удаляющуюся спину.

Шумел прибой. Ветер развевал длинные светлые волосы…

«Предатель», — вспомнилась не моя, чужая мысль.

Но предателем был Риаг. А Йен… он… он…

«Люблю», — уже моя, стрелой пронзившая мысль разбила оковы оцепенения и заставила стремглав сорваться с места. На всей скорости пронестись по красным макам, забежать в воду, забыв обо всех своих фобиях, догнать темного мага и крепко-крепко обнять его за пояс, вынуждая остановиться. Прижаться к нему изо всех сил, словно желая вобрать в себя. И, сбиваясь с крика на шепот, судорожно проговорить:

— Нет, Лафотьер, если ты умрешь — я тоже умру, и связь тут ни при чем! Просто возьму и пойду следом за тобой, а плавать я не умею! Так что знай, если ты решишь покончить жизнь самоубийством и даже если тебе удастся спасти души заточенных здесь ликоев, на твоей совести все равно будет еще одна смерть!

Он на некоторое время замер, а потом резко развернулся и, схватив меня за плечи, вопросил:

— Почему? Почему Маргарита?!

— Не напрашивайся на признание в любви, — делано проворчала я, хотя этими словами, по сути, в ней и призналась. — Я знаю, что ты любил Акиру. И ко мне что-то испытывал только потому, что принимал меня за нее. Но… наверное, я дура последняя, но все равно не хочу тебя терять.

Я отвернулась, опустив глаза в плещущуюся красную воду. Нас качали морские волны, легко подбрасывали, и если бы не удерживающий меня Йен, я бы давно оказалась или снесена к берегу, или погребена в морской пучине.

— Ты не дура, Марго. — Не только его обращение ко мне прозвучало по-новому. Изменилась сама интонация, в которой звучало нечто очень похожее на нежность. С таким чувством он со мной еще не говорил.

Заставив вновь на него посмотреть, поймал мой взгляд и произнес:

— Акира — часть моего прошлого. Я не живу прошлым днем. Да и то чувство к ней давно умерло. Я полюбил тебя.

Похоже, мой чуткий слух все-таки дал сбой. Я ведь не могу этого слышать? Не могу, правда? Не может этот временами холодный, временами язвительный и вспыльчивый темный маг признаваться мне в любви!

— Знаешь, если ты сейчас все-таки суициднешься, мне придется найти другого темного мага, — не отводя глаз, пригрозила я. — С той целью, чтобы он поднял тебя в виде зомби и ты еще раз повторил то, что сказал сейчас.

Лафотьер издал негромкий смешок, окончательно разрушив всю пафосность и претенциозность момента. А потом склонился ко мне и поцеловал.

Этот поцелуй был с привкусом соли, сладостью маков и легкой горчинкой прошлого, которая вскоре окончательно исчезла, растворившись в новом, связавшем нас чувстве. И связь эта была посильнее всяких ритуалов, призывающих фамильяров.

— Кхм-кхм, — внезапно раздалось позади деликатное покашливание.

Нехотя прервав поцелуй, я обернулась, и Йен тут же, обнимая, привлек меня к себе. Должно быть, со стороны эта сцена смотрелась забавно: мы, по пояс стоящие в воде, и Ликоой, взирающая на нас с берега поблескивающими аметистовыми глазами.

— Подойдите, — велела она и, поскольку мы этот приказ исполнять не спешили, миролюбиво добавила: — Идите-идите, я не кусаюсь… разве что иногда. И, Маргарита, не нужно на меня так смотреть, не буду я убивать твоего ненаглядного!

Вечно в море не простоишь, поэтому волей-неволей выходить на берег пришлось. Позиции изменились, суть — нет. Ликоой все так же взирала на нас, переводя взгляд с одного на другого.

— Я готов умереть, — сказал Лафотьер, крепче меня обнимая. — Обещаю прийти сюда в глубокой старости, чтобы вернуть долг. Эти души уже ждут пятьсот лет, думаю, потерпят еще одну сотню.

— Не потерпят, — возразила Прародительница и, улыбнувшись, указала жестом на поле: — Смотрите!

Над алыми маками взлетали маленькие и круглые, взмывающие в лазурную высь огоньки. Поднимаясь, они медленно рассыпались на сверкающие частицы, и еще недавно звучащие здесь голоса затихали, лишая это место ореола долгой скорби.

— Но как? — вырвалось у изумленной меня.

— Они наконец-то свободны, — с глубоким внутренним наслаждением выдохнула Ликоой. — Многие только говорят красивые слова о готовности принести себя в жертву, играя в благородство. Но ты, Йен, был готов умереть по-настоящему. Умереть ради ликоев. И отказался от смерти тоже ради ликой. — Она перевела взгляд на меня. — Вы двое — мост к новой жизни, ожидающей эту грань. В прошлом между магами и ликоями было достаточно войн и боли, нора перешагнуть этот этап. Это ваше предначертание. Вы двое обладаете огромной, поистине великой силой.

Прародительница светло улыбнулась, когда за ее спиной вдруг появилась призрачная фигура Акиры.

— И эта сила — любовь, — закончила Ликоой.

— Береги себя. — Шагнув ко мне, Акира невесомо коснулась моей щеки. — Проживи эту жизнь за нас всех.

Еще несколько мгновений, и она ушла следом за остальными, покидающими маковое поле душами ликоев, завершив переход в Немирин.

— И еще кое-что. — Прародительница протянула мне кулон Акиры. — Возьми его. Пусть это будет моим прощальным подарком. Ты не совсем ликой, скорее тебя сейчас можно причислить к полукровкам. У тебя больше не будет перерождений, но эта жизнь продлится долго.

Заметив, что я медлю, она пояснила:

— В прошлый раз он обжег, потому что по-настоящему тебе не принадлежал, даже несмотря на то, что Акира была твоей частью. Сейчас я добровольно дарю его тебе.