В основе его мемуаров «Боевой вылет с Лемеем»{168} (Mission with LeMay), обработанных писателем Маккинли Кантором, по всей видимости, лежат бесконечные магнитофонные записи. В этой книге объемом 600 страниц повествование ведется от первого лица в форме внутреннего монолога. Ничто лучше не демонстрирует, как далеко он отошел к 1945 г. от заявления Франклина Рузвельта, объявившего всего шесть лет назад бомбардировку городов жестоким, негуманным, варварским и диким деянием.

Лемей пространно рассуждает о тактических соображениях, которые превратились в то, за что его стали считать «храбрым», – о любимой игре командиров американских авиачастей во время войны. Он пришел к выводу, что у японцев нет такой мощной противовоздушной обороны на низких высотах, как у немцев, поэтому полеты на небольших высотах дают целый ряд преимуществ и, возможно, приводят к не слишком значительным потерям. Если бы он ошибся – т. е. если бы у японцев оказалась пока не обнаруженная сильная противовоздушная оборона – и американцы потеряли бы много самолетов, то история Лемея-героя могла бы обернуться историей Лемея-неудачника.

Инструкции, которые он давал экипажам перед самым рейдом, были уникальными для всей предшествующей истории бомбардировок. Огромные B-29 предназначались для полетов на очень больших высотах, с высокой скоростью и плотной волной для защиты от истребителей. О тактике, которой было велено придерживаться тем вечером, экипажи никогда не слышали. Они оставались без сопровождения. Им было велено не подниматься на большую высоту. Они не должны были кружить на одном месте, сжигая топливо, в ожидании, пока другие самолеты займут свое место в волне, которая на большой высоте пойдет на город. Вместо этого предписывалось идти с баз прямо на город кратчайшим маршрутом. Это должно было позволить значительно сократить количество необходимого топлива и взять на борт дополнительные бомбы.

Но самое главное – с самолетов снимались пушки и боеприпасы к ним, чтобы увеличить бомбовую нагрузку еще на полторы тонны. Все это, по расчетам Лемея, должно было увеличить бомбовую нагрузку 334 самолетов более чем на 50 %. Каждый из них мог поднять от шести до восьми тонн бомб, по большей части зажигательных.

Лемей решил не сообщать генералу Арнольду о своих планах и таким образом защитить своего начальника от обвинений в случае неудачи. Бомбардировщики B-29 были любимым детищем Хэпа Арнольда – он считал их ключевым элементом будущих ВВС. Однако их разработка и производство обошлись дороже Манхэттенского проекта, а кроме того, они страдали от ряда технических проблем, которые не позволили применять эти самолеты в Европе. В определенной мере из-за погоды в Японии (она практически постоянно была закрыта облаками), а также из-за сильных воздушных потоков, движущихся на большой высоте со скоростью 300 км/ч, точное бомбометание было невозможным – иначе говоря, эти самолеты не стоили затраченных на них денег.

Начальники Лемея в Вашингтоне горели желанием доказать, что B-29 могут решать большие задачи и осуществлять стратегическую бомбардировку при ведении боевых действий в тихоокеанском регионе, и таким образом обосновать создание независимых стратегических ВВС после войны. Лемей утаивал от своих боссов вовсе не намеренное использование зажигательных бомб против гражданского населения. Он прекрасно знал, что именно с этой целью его и прислали. Что он скрывал от них до последнего момента, так это кардинально новую тактику, потенциально опасную для дорогостоящих самолетов и экипажей, однако сулившую принести «результаты», которых ждали. Лемей собирался взять на себя всю ответственность за эту тактику и ее возможный провал.

В изложении Кантора (отточия ниже и курсив приводятся как оригинале) размышления Лемея выглядят так:

Рассуждения Лемея в 1965 г. о том, что потери среди гражданского населения являлись печальным, но неизбежным последствием ударов, нацеленных на уничтожение «домашнего производства», были такими же лживыми, как заявления Королевских ВВС, когда они засыпали немецкие города зажигательными бомбами. (Более того, в реальности от домашнего производства в Японии отказались в конце 1944 г.) Много лет спустя Роджер Фишер, профессор права в Гарварде, – который был близким другом и консультантом моего босса Джона Макнотона, когда я занимался Вьетнамом в Пентагоне, – обмолвился, что служил у генерала Лемея «офицером метеослужбы» на Гуаме во время рейда на Токио. Мне стало интересно, и я спросил, помнит ли он ту ночь. Фишер сказал: «Я доложил в тот день, как обычно, состояние погоды над целью, а он задал мне вопрос, который раньше никогда не задавал. Его интересовало, насколько силен ветер на уровне земли. Я начал было объяснять, что мы можем предсказывать ветры на больших высотах по данным разведывательных полетов и даже на средних высотах, если запускаем зонды, но у нас нет возможности оценить ветры в приземном слое. Однако он оборвал меня и спросил: “Насколько сильным должен быть ветер, чтобы люди не могли справиться с огнем? Будет он достаточно сильным для этого?”»