Ил. 12 a, b и c: Сохранившийся фрагмент парижской крепостной стены. Башня, деталь гравюры, изображающей Кладбище Невинных. Париж, ок. 1750. Карта Парижа эпохи Филиппа Августа

Здесь имелись в виду аутодафе в Блуа в 1171 году, а в «мальчиков», от которых Филипп слышал истории о предполагаемых зверствах евреев, возможно, превратился его юный кузен Людовик, сын Аликс и Тибо V Блуаского[872].

Дальнейшие подробности о парижском обвинении известны лишь из краткой надгробной речи, сочиненной в конце XV века[873]. Про евреев говорили, что они похитили двенадцатилетнего Ришара из Понтуаза, северного пригорода Парижа. Согласно обвинениям, евреи держали Ришара в пещере, требуя, чтобы он отрекся от Христа, и потом распяли его[874]. Подросток был провозглашен мучеником и погребен на кладбище les Innocents, Кладбище Невинных, в Париже, где, как пишет Ригор, произошло множество чудес[875]. Зафиксировано крайне мало иных элементов, характерных для культа популярного святого, – ни художественных произведений, ни паломничеств, ни упоминаний в богослужебных календарях, ни молитв, ни пожертвований, ни обращений к мученику, ни надписей. Подобно Уильяму Норвичскому, Ришар Понтуазский (или Ришар Парижский), был, видимо, признан святым годы спустя после смерти, и, как в случае с Гарольдом Глостерским, вначале его тело, возможно, осталось неопознанным, и именно поэтому он и был похоронен на Кладбище Невинных[876]. Как и в истории Уильяма Норвичского, Роберта Берийского и других, мы исследуем местную политическую ситуацию и непосредственный религиозный контекст, в котором возник кровавый навет.

Вне зависимости от того, верил Филипп этим обвинениям или нет, он сыграл активную роль в их распространении, сделав их основным стержнем своей долгосрочной стратегии перестройки Парижа и централизации королевской власти[877]. Как и в Норвиче и в Бери, обвинение связало воедино набожность и светские амбиции, ловко соединив практические и духовные аспекты к вящему благу короля.

Обоих мальчиков – крохотного младенца в Бери и уже достаточно взрослого подростка в Париже – отождествили с невинными младенцами, убитыми в библейском Вифлееме. В Париже, как и в Бери и в Норвиче, связь местных детей с евангельскими прецедентами соединяла средневековую Европу со Святой землей, а мирян – и с житием Христа, и с историей спасения. Такая связь возвышала их существование от повседневного к священному.

Поэтому прежде чем мы вернемся к этому последнему по времени обвинению в ритуальном убийстве – обвинению, за которым стоял сам король Франции и которое мы рассмотрим в этой главе, стоит сделать небольшое отступление относительно культа невинно убиенных младенцев, особенно оживившегося и принявшего новые формы в середине XII века. Кровавый навет явился поводом или предлогом для изгнания евреев из королевских земель, и таким образом он распространился по всей Европе. Только после обвинений, выдвинутых в Бери и в Париже, и последовавших за ними изгнания и рассеяния, подобная клевета стала привычным явлением в христианском мире, и именно широкое почитание невинно убиенных младенцев сделало ее столь убедительной.