Европейцы рассуждали...

— Это очень трудно! Неужели русские думают пешком пройти весь путь! — слышались недоумевающие голоса, когда было разнесено приказание генерала Стесселя немедленно 8-го числа выступить отряду Кнобельсдорфа на Тянь-Цзинь.

— Конечно же! Иного способа передвижения нет... Нельзя думать, чтобы китайцы оставили рельсовый путь неразрушенным!

Но, несмотря на все рассуждения, до которых так охочи европейцы, авангард всё-таки выступил.

Прозвучала труба, возвещавшая отход воинского поезда, запыхтел локомотив, не сразу сдвинув тяжело нагруженные людьми вагоны. Но вести поезд приходилось с большой опаской. На каждом шагу ожидали найти путь повреждённым и к следующему утру еле-еле добрались до станции Чун-Лион-Ченг, приблизительно в трети пути от Таку до Тянь-Цзиня.

Факт, отмеченный в своё время.

Далее ехать на поезде было нельзя. Рельсы исчезли, шпалы оказались выворочены, так что даже о починке пути нечего было и думать.

Авангардный отряд Кнобельсдорфа, в котором были и русские, смело тронулся вперёд пешим ходом. Китайцы отступили к своим главным силам. Немцы на первых же порах показали себя достойными сынами своего отечества. Горящие деревни показывали путь следовавшим за ними русским храбрецам[60]. Где проходили немцы, там всё сметалось с лица земли. Не разбирали ни правых, ни виноватых. Всё уничтожали, как будто целью похода было именно одно только разрушение.

В 10-12 километрах от Тянь-Цзиня отряды стали на бивуак.

Китайцы были очень недалеко, и только артиллерийский огонь сдерживал их от нападения.

Людей мучили и голод, и жажда, и нестерпимая усталость. Никто из солдат не отдыхал всю ночь на 10-е июня и весь день накануне. Каждому пришлось тащить на себе все нужные вещи, обоза не было, стало быть, не было и запаса провианта. Солдаты довольствовались лишь походными, порционами, о горящей пище думать не приходилось.

Только нестерпимая жажда вынуждала пить отвратительную воду из Пей-хо, где плывущие трупы китайцев были видны даже ночью. Но радовались и такой воде. Иначе пришлось бы совсем плохо. Солнце палило невыносимо. Громадная равнина, на которой действовал соединённый отряд, лишена была даже намёка на тень.

Перед началом последнего дня немецкий майор Крист испросил разрешение сражаться в первых рядах. Генерал Стессель выразил согласие, и Кристу был дан в команду левый фланг.

Но этот последний бой начать довелось всё-таки русским храбрецам. Они первыми столкнулись с гарнизоном китайского арсенала, который осыпал их градом снарядов и пуль, но остановить в движении вперёд не мог.

До 11 часов утра сражение шло как-то нерешительно. Союзники подвигались вперёд, но это движение стоило многих жертв. Слишком сильны были китайцы за стенами своего арсенала. Оттуда они могли на выбор бить наступавших, и генерал Стессель решил пока отложить штурм, а только ограничиться соединением с отрядом Анисимова.

Трогательная, простая с виду, но величественная по своей сущности, сцепа произошла в этой битве.

Немцы, увлечённые боем, зарвались слишком далеко и понесли весьма чувствительные потери. Они отступали, унося своих убитых и раненых. При отступлении им пришлось проходить мимо русской цепи, залёгшей для обстрела противника. В цепи был и генерал Стессель. Едва показались немецкие санитары, нёсшие раненых и тела павших товарищей, генерал прекратил огонь и поднял своих людей. По его распоряжению солдаты взяли на караул, отдавая последнюю почесть храбрецам. Хор музыкантов исполнял похоронный марш во всё время, пока немцы не вышли из-под выстрелов.

А китайские пули так и сыпались.

Немцы со слезами умиления вспоминали этот эпизод, наполнивший их чувством уважения к русским товарищам.

Последнюю часть пути идти пришлось с рукопашным боем. Везде путь вперёд был преграждён сильными войсками противника. Но отряд продвигался с неизменной победой. Чуть что, с могучим «ура!» кидались русские в штыки, и всякий раз китайцы, заслышав русский боевой клич, убегали.

— Ну уж и народец! — удивлялись солдаты. — Дивиться на него надо!

— А что же?

— Да как же! Ты на него со штыком, а он сейчас ружьё бросит и стоит, глазами хлопает... Ни пардону не просить, ни обороняться не хочет... Ну, плюнешь на такого, да и мимо!

В самом деле, был такой случай: во время одной стычки налетел стрелок на китайского солдата, бросившего ружьё и со спокойствием фаталиста-азиата готового принять удар.

Солдат, ожидавший всего, только не этого, так осерчал, что плюнул своему противнику в физиономию...

— Не стоит о такого олуха и штык тупить! — говорил он после товарищам.

Около трёх часов пополудни соединённый отряд приблизился к стенам Тянь-Цзиня. Анисимов сейчас же выдвинул своих стрелков, и китайцы оказались между двух огней.

Где же выдержать им было! После первых залпов ими овладело замешательство, и они поспешили оставить позиции.

В четыре часа отряд генерала Стесселя уже соединился с защитниками Тянь-Цзиня...

Теперь 12-й полк был спасён, но дело далеко не кончилось.

— Надо непременно выручить Сеймура! — было решено на военном совете.

о извилистому берегу Пей-хо, вверх по течению реки за Тянь-Цзинем стоит тишина.

Жарко. Полуденный зной прямо-таки невыносим. Солнечные лучи почти отвесно падают с небесной выси. Дорога превратилась в камень и даже местами растрескалась. Ни малейшего ветерка. Узкая река не даёт прохлады полям: солнце и её так нагрело, что мутная вода чуть-чуть только не поднимается кверху паром.

Над рекой вьются стаи воронья. Есть немалая пожива хищникам. То и дело вниз по чуть заметному течению проплывают, медленно колеблясь на поверхности, вздутые, безобразные трупы. Много их. Трупы всё китайские. Ужасные раны безобразят их. Но лишь одно воронье и обращает на них внимание. Птица За птицей спускаются на трупы, клюют их, и некому помешать этому ужасному пиру.

Вдруг стая хищников необычно встрепенулась и с громким карканьем поднялась в воздух. Их вспугнули гул и шум, донёсшиеся снизу — из-за крутого поворота реки.

Слышно громыхание колёс по твёрдому грунту. Это громыхание сливается вместе с неким дребезжанием — словно железо бьёт о железо. Среди этих звуков резко выделяются топот копыт, людские голоса...

Это идёт вверх по Пей-хо один из передовых русских отрядов, уже покончивших с Тянь-Цзинем и теперь выступивших по направлению к Пекину на выручку оставшихся там нескольких сот европейцев.

Впереди не старый ещё, но уже седой начальник отряда. Жарко ему. Солнце так и печёт, но он и вида старается не показать, что ему не по себе. Как тут выказать слабость? Кругом люди, которым начальник должен показывать пример. Он бодрится, и они за ним тянутся...