В указанное время туда подъехал грузовик с военным обмундированием. Группа эсэсовцев в количестве 30 человек, в новых мундирах, села в грузовик и направилась к ведомству канцлера, якобы получив на это приказание президента Микласа.

Вехтер находился уже в трактире «Тишлера» на Шауфлергассе, неподалеку от ведомства канцлера. Его задача заключалась в ведении в последующем переговоров с арестованными министрами и назначении нового состава правительства. Но ни Гласс, ни Вехтер не знали, что путч был обречен на провал, еще не начавшись. У одного из заговорщиков, инспектора полиции Иоганна Доблера, не выдержали нервы и он доложил обо всем начальству.

Еще до начала заседания Эмиль Фай получил сообщение, что группа радикально настроенных нацистов намерена вторгнуться в здание ведомства канцлера. Но вместо того чтобы доложить об этом Дольфусу и поднять по тревоге армию, он вызвал подразделение хаймвера и попытался выйти на заговорщиков. Когда же он, наконец, вспомнил о своем долге, прошли драгоценные минуты. Около 12 часов дня Фай поспешил на Балльхаусплац и, отозвав в сторонку канцлера, сообщил ему на ухо о полученном известии.

Дольфус посмотрел на него недоверчиво, однако тут же принял решение и заявил собравшимся министрам: «Фай только что сообщил мне кое-что, но я не знаю, соответствует ли это действительности или нет. Будет, однако, лучше, если мы прервем заседание, и каждый министр отправится в свое ведомство. О продолжении заседания я вас извещу».

Покачав головами, министры разошлись. В здании остались только канцлер, Фай и статс-секретарь по вопросам безопасности Карвински.

Карвински потребовал прислать на площадь усиленный наряд полиции. Взглянув в окно, он увидел, как во двор здания въезжал грузовик. «Это, видимо, полиция», — подумал он. Через несколько минут в кабинет вбежал капитан охраны и доложил Дольфусу, что в здании появились вооруженные люди. Канцлер поспешил в соседний зал, чтобы посмотреть во двор. Тут ему доложили, что это — солдаты. В тот же момент к нему подбежал привратник Хедвичек и, схватив за руку, настоятельно произнес: «Господин канцлер, пошли».

В угловой комнате, рядом с кабинетом канцлера, находилась потайная винтовая лестница, выходившая во двор.

Но не успели они скрыться, как с лестничной площадки вышел эсэсовец Отто Планетта с десятью своими товарищами, которые и наткнулись на канцлера. Несколько секунд он стоял в нерешительности, затем истерично закричал: «Руки вверх».

Канцлер сделал порывистое движение рукой и спросил: «Что вам от меня нужно?»

Планетта отпрянул и выхватил пистолет. Раздался выстрел, и Дольфус рухнул на пол. На груди у него показалась кровь.

Заговорщики положили раненого на диван. Через некоторое время канцлер открыл глаза и, запинаясь в замешательстве, произнес: «Да что же это такое происходит? Появляется майор с капитаном и несколькими солдатами и начинают в меня стрелять».

Но он скоро все понял: это — его конец. Затем между ним и повстанцами началась, как ее назвал его английский биограф Гордон Шеперд, «мирная политическая дискуссия». «Я всегда старался сделать наилучшим образом все, что было в моих силах, стремясь к миру», — произнес Дольфус.

Один из эсэсовцев ответил, что от канцлера зависело достижение мира с Германией, на что умиравший ответил: «Ребята, вы этого не понимаете».

Эсэсовцы молча смотрели на свою жертву, больше никто не произносил ни слова. В 15.45 австрийский канцлер скончался. Его последними словами, обращенными к тем, кто жалостливо смотрел на него были:

«Ребята, вы очень милы по отношению ко мне. Почему же другие ведут себя иначе? Я всегда желал мира. Мы ни на кого не нападали, но были вынуждены защищаться. Да простит вас Бог».

Главной же своей цели путчисты не достигли: арест министров не удался. Правда, здание радиостанции они захватили. Отто Густав Вехтер бросился за помощью. В его мозгу билась мысль, что теперь-то настал час для выступления СА. Обергруппенфюрер СА Решни должен был вывести свои когорты на улицы и бросить их против правительства. Он добрался до гостиницы «Сент-Джеймс», где собралось руководство австрийской СА. Вехтер вспоминал: «Когда я обрисовал положение дел бригадефюреру СА Тюрку и потребовал выступления СА, тот в моем присутствии отдал приказ поднять по тревоге группы штурмовиков Вены и Северной Австрии и заявил мне, что через час они войдут в центр города».

На деле же Тюрк разделял мнение своего шефа Решни и, как только Вехтер помчался дальше, отменил свой приказ, и распорядился отвести венских штурмовиков на квартиры. В результате ни одно подразделение СА не пришло на помощь путчистам. Вскоре Тюрк дал такое объяснение событиям: «Путч 25 июля являлся инициативой 89-го штандарта СС, за который СА не несет никакой ответственности».

С полнейшим безразличием штурмовики смотрели на то, как австрийская полиция и армейские подразделения расправлялись с путчистами. Убийца канцлера, Планетта, и шесть его сообщников были казнены, многие получили различные сроки тюремного заключения.

На следующий же день на Гитлера обрушилась настоящая волна международных протестов. Впервые в истории третьего рейха фюрер предстал в глазах мировой общественности как законченный убийца, выступить против которого считали своей обязанностью все высшие государственные деятели.

«Мы стоим перед вторым Сараево!» — кричал Гитлер, направляя своего бывшего вице-канцлера Франца фон Папена в Вену с миротворческой миссией.

Вместе с тем Гитлер принял и кое-какие меры для успокоения общественности: Тео Хабихта отстранили от должности, «австрийский легион» разоружили, а против заговорщиков начали расследование.

Сильнее же всего провал путча ударил по рейхсфюреру СС, потерявшему в значительной степени свой престиж.

Что толку, что одураченный шеф-путчист Вехтер говорил в исступлении:

«СА, стремившаяся установить свое преимущественное положение в Австрии, действовала запрещенными приемами, близкими к предательству общего дела, а от ее руководства в связи с этим можно ожидать чего угодно…»

С трудом, шаг за шагом, СС восстанавливала былое доверие Гитлера.

Из этой истории руководство СС сделало вывод: в борьбе национал-социалистских иерархов решающую роль играют группировки по интересам, проводящие свою линию грубо и жестоко, невзирая на должные, казалось бы, связывать их воедино национал-социалистские идеи. Война клик и властных группировок между собой внутри партии, а после 1933 года и в государственно-партийном аппарате, стала законом жизни для коричневых господ, которую не могла остановить даже единая идеология. Они были готовы скорее пойти на уступки политическому противнику, чем хоть в чем-то отказаться от своей власти.

Так, шеф СА Рём в 1932 году раскрыл объятия социал-демократическому руководству рейхсбаннера, предпочтя это достижению определенного взаимопонимания со своими противниками в собственной партии. Руководитель австрийской СА Решни допустил провал национал-социалистского путча, чтоб не дать СС возможности возвыситься в стране. А шеф СА Виктор Лутце после расправы с Рёмом мечтал о примирении с СС, вместо того чтобы выступить против нее совместно с вермахтом.