Потом Ева перестала петь, и мысли кукуратора вернулись в прежнее русло.

Наверно, и Гольденштерн страдает в небе, подумал он. Прекрасный ведь тоже просто мозг, а значит, человек — и не может уйти от баланса кармы. Но какова же должна быть его радость… Невозможная, небывалая…

Кукуратор поднял глаза. Райское небо было затянуто тучами, но он без труда нашел место, где над миром висел послеполуденный Гольденштерн. Прошла секунда или две — и кукуратор стал смутно его различать.

В эту минуту Прекрасный походил на прыгуна в пылающей короне: он уже перегнулся через планку, отпустил шест — и в его светлом образе появилось блаженное бессилие сдавшегося невесомости тела. Да, он падал, но это падение было свободой — и одновременно великолепным отказом от себя прошлого, от того героя, что взмыл над землей, чтобы достичь высшей точки… Прекрасный Гольденштерн возвращался.

Кукуратор вздохнул.

Все-таки как странен мир, подумал он, как противоречив… Я восхищаюсь Прекрасным, хочу подняться на ту же ступень, мечтаю об этом всю баночную жизнь… хоть и понимаю, что вряд ли выйдет. Но молиться хожу в келью, к старому нашему богу, для которого Гольденштерн — то ли черт, то ли прелесть. Попы еще не определились.

А есть ли у старого бога сила? Если бы он пожелал, мы видели бы его в славе ежеминутно, как видим Прекрасного. Почему он не захотел, если он благ? Ведь одного вида его хватило бы, чтобы удержать мятущуюся душу от греха и падения… Как мы называем отца, который спрятался от семьи и оставил детей на произвол судьбы, открыв их всем веяниям зла? Не таков ли наш создатель? Или мы не понимаем, кто наш создатель на самом деле — и зачем мы ему?

Кукуратор склонился к костру и пошевелил веткой в уже образовавшихся углях. Сейчас бы картошечки зажарить… Он положил ветку, поискал рукой в траве и почти сразу нашел несколько крупных картофелин. Одна была с гнильцой, и кукуратор бросил ее в сторону. Хорошо работают…

Мне ведь Господь советы дает, подумал он с раскаянием. А я в нем сомневаюсь… Но точно ли это Господь? Шифровальщики говорят, у них связь с горним на случайных числах, в которые Господь незримо вмешивается. Японский алгоритм, только молитвы наши. А почему Господь нам самим такого алгоритма не послал? Нет, сомневаться нельзя. Это слабость… Или сила? Как тогда понять, где сила, если ни в чем не сомневаться?

Кукуратор закинул картошку в костер. Надо будет принять под нее водочки, решил он. Отметить испытания.

Над садом разнесся зуммер. Рядом с костром появились Врата Спецсвязи. Вызывал Судоплатонов. Кукуратор встал с бревна — и, обрастая на ходу серым френчем, шагнул в комнату совещаний. Следуем протоколу. Не расслабляемся ни на миг.

Генерал Судоплатонов зажмурился от света и птичьих трелей, ворвавшихся в комнату, а когда стена закрылась, отдал честь. Кукуратор ответил тем же и рефлекторно покосился на новую картину, к которой не успел еще привыкнуть.

Полотно повесили взамен вольного «OBEY», и кукуратор лично прочел художественно-политическое обоснование: заявка на общемировую культурную преемственность, бесстрашное «нет» атеизму и клерикализму, демонстрация либерального широкомыслия, консервативного традиционализма и так далее.

Картина изображала двух седых негров в кожаной гей-упряжи, насилующих перепуганного змея под сенью цветущей яблони. Шедевр среднего гипса, работа американского мастера времен «cancel culture»[6].

Как и за любым настоящим искусством, за картиной крылась человеческая трагедия, которую объясняла прикрученная к стене бронзовая табличка.

Это была отчаянная попытка творца встать вровень с эпохой. Но, несмотря на идеологически безупречное содержание полотна, художника «отменили» из-за того, что он был белым цисгендером и не мог знать, каково это на самом деле — содомизировать древнего змея в раю, будучи двумя пожилыми африкано-американцами. Что с позиций современной общественной морали было, конечно, смехотворным обвинением: знать подобное мог только утренний Гольденштерн.

Но для кукуратора важным было не это. Глянув раз на цветущую яблоню, он сразу узнал свой Сад и одобрил полотно. Если не опускать глаза, можно было найти свой уголочек неба даже в этом опусе. Конечно, то же «Вольное сердце», только вид сбоку — но чего еще ждать от криптолибералов в дизайн-бюро?

Кукуратор увидел, что Судоплатонов тоже смотрит на картину. В глазах генерала читалось сомнение.

— Все не привыкну никак, — сказал кукуратор.

— Я тоже, — ответил Судоплатонов.

— Докладывайте, генерал. Какие новости?

— Новостей две. Первая скорее комичная. У шейха Ахмада инсульт от ваших яблок. Был неделю назад, сейчас только узнали.

Кукуратор покачал головой.

— Как раз про него думал. В смысле, про инсульт. Как это случилось?

— Вы послали ему лукошко. Ну он и поделился со своими шахидками. Похоже, за недотрах его сильно избили. И на этом вот фоне…

— Серьезная проблема?

— Нет. Кора не пострадала. Зарастят сосуд, и все будет в норме.

— Ага, — усмехнулся кукуратор, — а я-то думаю, чего он гадит по мелочам. Слышали про диверсию на спецпоезде? Он что, злобу затаил?

— Нет, бро, это не он.

— Точно?

— Я с ним уже говорил. Ахмад на нас вообще не грешит. Он полагает, что его инсульт — это предупреждение «Открытого Мозга» из-за картельного сговора. Ну, по поводу рекламных тарифов.

— Очень может быть, — кивнул кукуратор. — Я бы в первую очередь тоже на них подумал. А почему тогда атака на наш поезд?

— Я спрашивал. Ахмад про нее даже не знает. Говорит, это вообще не его люди и не его методы. Похоже, не врет — взрывчатки не было. Ни поясов, ни мин. Ахмад, как вы знаете, умеет пускать поезда под откос.

— А кто тогда?

Судоплатонов пожал плечами.

— Пусть выяснит Шкуро. Проект вел он.

Кукуратор вздохнул.

— Не люблю, когда в уравнениях много неизвестных… Открою секрет — я и в университете поэтому не доучился… А вторая новость?

— Ваш приказ выполнен, — ответил Судоплатонов. — Мы проникли в симуляцию Прекрасного.

— Святотатство, — всплеснул руками кукуратор. — Натуральное святотатство. Надеюсь, оно того стоило. С этого и надо было начинать. Рассказывайте скорее.

— По-скорому не получится, — улыбнулся Судоплатонов. — Там все сложно. Много непонятного.

— Тогда не торопитесь. Итак?

Судоплатонов сотворил стакан воды и неспешно ее выпил.

— Как вы знаете, бро, — сказал он, — баночная мифология утверждает, что в восходах и закатах Гольденштерна манифестируется его личная религия. И мы действительно наблюдаем нечто величественное и необычное. Нет оснований сомневаться, что Прекрасный до сих пор находится внутри симуляции. Но сама симуляция… Это нечто очень странное. В некоторых аспектах почти неописуемое.

— Постарайтесь объяснить.

— Ротируется один и тот же базовый сценарий. Скрипт начинается с просмотра записи реального имплант-фида с нулевого таера. Выбор происходит по неясному принципу. Возможно, просто