– Уверен, – уже не так любезно ответил Орри, – что у министра тоже есть свои правила, генерал. У меня есть указания, чтобы все вопросы, так или иначе связанные с армией, решались в полном соответствии с регламентом и…

– К черту регламент! Идет война. По всему Ричмонду – враги! – Уиндер уставился на Орри глазами древней черепахи. – В мундирах и без них. Я должен вырвать их всех с корнем, и мне плевать на ваши чертовы «регламенты»! Все, я занят. Вы свободны.

– К вашим услугам, генерал.

Орри отдал честь, но Уиндер уже склонился над какой-то папкой и не ответил.

Покраснев, Орри быстро вышел.

В министерстве почти все разошлись по делам, кроме нескольких служащих; Джонс был в их числе. Когда Орри описал ему встречу с Уиндером, он только усмехнулся:

– Типичное для него поведение. Во всем правительстве нет человека противнее, я его просто не выношу. Вы сами скоро начнете чувствовать то же самое.

– Черт меня побери, если уже не начал!

Джонс хихикнул и вернулся к заполнению какой-то тетради. Позже Орри заметил, как он положил эту тетрадь в нижний ящик стола и тайком огляделся по сторонам. «Неужели он ведет дневник и все записывает? Лучше следить за своими словами рядом с этим типом».

Когда рабочий день закончился, Орри, все еще не успокоившись после встречи с Уиндером, решил, что ему надо выпить. Направившись в сторону дома, он по дороге зашел в какое-то шумное, веселое заведение под названием «Салун легкого пива миссис Мюллер». Когда перед ним поставили большую кружку, он начал листать «Икзэминер», снова на все корки ругавший администрацию Дэвиса, на этот раз за состояние южной железной дороги. В статье говорилось о том, что она не способна перевозить большое количество солдат с восточного театра военных действий в западный, то есть в Теннесси и Кентукки.

В этих обвинениях не было ничего нового. Орри знал, что поезда на Юге старые, что многие участки рельсов износились и что на Юге нет заводов, способных их заменить. Осуществлялось предостережение Купера Мэйна еще десятилетней давности – о несостоятельности южной промышленности. И теперь противники Дэвиса твердили, что это может привести к поражению в войне.

Орри допил пиво и, чувствуя себя немного виноватым, заказал еще. Ему хотелось забыть о той работе, которую ему поручил Бенджамин. Он, профессиональный солдат, должен играть в шпиона и следить за другим солдатом! Вероятно, считалось, что он не возражает против не слишком чистоплотных обязанностей, если согласился на эту должность. Теперь ему ничего не оставалось, как только выполнять приказы.

Чем дольше Орри сидел в людном баре, тем более подавленным он себя чувствовал. Вокруг слышались мрачные и грубые разговоры. Дэвиса называли чертовым диктатором, Джуду Бенджамина – любимчиком тирана, саму войну – грязным делом. Без сомнения, многие из этих людей радовались известию о бомбардировке форта Самтер, думал Орри, выходя на улицу.

Впрочем, на субботнем ужине в доме министра военно-морских сил Стивена Мэллори царил более позитивный настрой. Мэллори, родившемуся во Флориде у родителей-янки, повезло – или не повезло, это как посмотреть, – возглавить министерство, которое Джефферсон Дэвис почти не замечал. Министр быстро изложил гостю свои твердые убеждения:

– Я всегда считал сецессию синонимом революции. Но если уж началась война, я сделаю все, чтобы мое министерство било врага, а не ждало от него признания или одобрения. В этом, как и во многом другом, мы с президентом расходимся. Еще бокальчик джулепа, полковник?

У Орри уже и от первого кружилась голова, как и от блеска драгоценностей вокруг. Самые сверкающие были на Анджеле Мэллори, яркой и привлекательной испанке. Жена министра похвалила Купера – она следила за делами флота – и познакомила Орри со своими маленькими дочками, прежде чем отправить их спать.

Во время изысканного ужина звучало много тостов за Конфедерацию, и особенно за ее попавших под арест представителей Мейсона и Слайделла, любимцев фракции самых ярых сторонников раскола. К их числу принадлежал и Бенджамин, как понял Орри из разговоров за столом. Орри восхищался самоуверенностью этого холеного коротышки, но никак не мог понять, насколько искренни его убеждения; все-таки он казался скорее приспособленцем, чем фанатиком. Так или иначе, министр на этом приеме блистал весельем и остроумием. А глядя на роскошный стол, сервированный фарфором и хрусталем и уставленный прекрасной едой и напитками, трудно было представить, что где-то идет война. На какое-то очень короткое время Орри даже забыл свою тоску по Мадлен.

После ужина Бенджамин предложил Орри зайти в одно из своих самых любимых мест.

– Это заведение Джонни Уоршема, – сказал он. – Люблю сыграть там партию-другую в фараона. Джонни отлично знает свое дело. Мужчина всегда найдет у него развлечения по душе и будет уверен, что об этом никто не узнает.

Бенджамин сказал, что хотел бы пройтись по улицам в вечерней прохладе, Орри не возражал. Министр отправил своего кучера вперед, к Уоршему; Орри же приехал к Мэллори в наемном экипаже. Проходя мимо «Спотсвуда», они столкнулись с какой-то шумной компанией, которая как раз выходила с другой вечеринки. Кто-то случайно задел Орри.

– Эштон! – От удивления его голос прозвучал более дружелюбно, чем это было бы в другом случае.

Его сестра висела на руке своего свиноподобного мужа; она одарила Орри улыбкой, такой же теплой, как январский мороз.

– Орри, дорогой! Я слышала, что ты в городе… и что ты женился. Мадлен тоже здесь?

– Нет, но скоро приедет.

– Как тебе идет мундир! – Улыбка Эштон, обращенная к министру, была заметно теплее. – Он теперь работает на вас, Джуда?

– Счастлив сказать – да.

– Как вам повезло! Орри, милый, мы непременно должны поужинать вместе, когда у всех будет время. Нас с Джеймсом просто закружила здешняя светская жизнь. Уже несколько недель нет ни одной свободной минутки даже для себя.

– Да, верно, – подтвердил Хантун, глядя сквозь запотевшие очки: эти два слова были единственным его вкладом в разговор.

Эштон помахала рукой и состроила глазки Бенджамину, когда муж помогал ей сесть в карету.

– Привлекательная женщина, – пробормотал Бенджамин, когда они пошли дальше. – Я был очарован ею при первой же встрече. Вы, разумеется, рады, что ваша сестра в Ричмонде.

Скрывать что-либо от местного общества было бесполезно, все равно рано или поздно все откроется.

– Боюсь, между нами не слишком хорошие отношения, – произнес Орри.

– Жаль, – сказал Бенджамин с сочувственной улыбкой – короткой, безупречной и неискренней.

«Похоже, я попал к большому мастеру лавировать в политических морях», – подумал Орри.

Он отлично знал, что больше не услышит от Эштон ничего о совместном ужине. И это его более чем устраивало.

– Эштон?