Наш рассказ подходит к концу, но точку ставить рано: в этой книге говорится лишь о том, как начинался китайский капитализм. Китайская рыночная экономика продолжит развиваться, сохраняя свою специфику, вбирая богатые традиции Китая и все многообразие современного мира. В конце концов, капитализм – не конец пути, а эволюционный процесс коллективного обучения и самопреобразования.

Произошедшее в Китае после смерти Мао Цзэдуна поражает воображение. Если бы Мао сейчас вдруг покинул свой мавзолей, он вряд ли бы узнал Китай. Он удивился бы, увидев, что частное предпринимательство и свободные рынки смогли воплотить в жизнь его несостоявшуюся мечту, в которую китайский народ верил в течение 100 с лишним лет, – мечту о том, чтобы Китай стал богатой, могущественной державой. Когда в Китае появится открытый рынок идей, китайская экономика начнет расти еще более высокими и устойчивыми темпами. Прогноз профессора Роберта Фогеля, согласно которому в 2040 году доля китайской экономики в общемировой составит две пятых, может быть завышенным (Fogel 2010), хотя с тем же успехом он может быть и заниженным. По такому показателю, как ВВП на душу населения (4393 доллара США, по статистике 2010 года), Китай все еще сильно отстает от Соединенных Штатов (47184 доллара США), Великобритании (36 100 долларов США), Франции (39 460 долларов США), Германии (40 509 долларов США) и даже от своих азиатских соседей – Японии (43137 долларов США), Южной Кореи (20 757 долларов США) и Гонконга (31758 долларов США). Китаю предстоит значительно повысить продуктивность своей экономики.

Дефицит высококачественных работников сдерживает развитие китайских фирм. В настоящее время Пекин и Шанхай привлекают выпускников американских университетов, не говоря уже о растущем числе китайских студентов, получивших образование на Западе. Китайские фирмы также открывают научно-исследовательские подразделения в Соединенных Штатах, от Калифорнии до Нью-Йорка, от Иллинойса до Аризоны. Получив доступ к мировому банку талантов, китайская экономика имеет все шансы подняться вверх по технологической лестнице, став более инновационной и продуктивной.

Продуктивность труда в любом обществе зависит от состава и качества трудовых ресурсов, а также от состояния рынка человеческого капитала, который определяет, насколько эффективно обучаются и используются кадры. Никто не станет отрицать крайнюю важность товарных и фондовых рынков, банков, судов и правительственных органов для работы современной экономики. Но все эти институты регулируются и управляются людьми. Ни один институт не «защищен от дурака», ни один не является окончательным и неизменным. То, как функционируют институты, как они приспосабливаются к меняющимся обстоятельствам, с неизбежностью зависит от характера людей, осуществляющих регулирование и управление.

Из всех факторов, влияющих на качество и работу рынка человеческого капитала, наиболее важным представляется рынок идей. «Головоломка Цяня» объясняет, что активный рынок идей является необходимым условием высокого уровня развития науки, а также непременным нравственным и эпистемологическим основанием открытого общества и свободной экономики, без которого зачахнет великое разнообразие человеческих талантов. За несколько десятилетий реформ и политики открытости Китаю удалось создать рынок товаров, который вернул страну на путь экономического процветания и по счастливой случайности помог ей возвратиться к культурным корням. Развитие рынка идей поможет китайской экономике расти за счет знаний и инноваций. Но гораздо важнее то, что богатые традиции Китая смогут возродиться благодаря преобразующей интеграции в многообразный современный мир. Китай тогда станет не просто мировым промышленным центром, но и живым источником творчества и инноваций.

В 1955 году Цзянь Сюэсэнь, восходящая звезда Калифорнийского технологического института (Caltech) и будущий отец китайской космической программы, был депортирован из Соединенных Штатов на том основании, что он был коммунистом. Прежде чем подняться на борт лайнера President Cleveland, отплывавшего в Гонконг, Цзянь сказал репортерам, которые собрались в порту Лос-Анджелеса: «Я собираюсь направить все мои силы на то, чтобы китайский народ построил государство, в котором он будет жить достойно и счастливо». В 1991 году, принимая в Пекине Фрэнка Марбла – своего друга и бывшего коллегу по Caltech, Цзян тихо сказал извиняющимся тоном, приведя в замешательство своего собеседника: «Знаешь, Фрэнк, мы многое сделали для Китая. У людей теперь вдоволь еды. Они работают, добиваются успеха. Но, Фрэнк, они несчастны»[276].

На массовом митинге 12 февраля 2010 года в честь китайского Нового года премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао заявил, что китайское правительство делало и будет делать все возможное, чтобы «китайский народ жил счастливо и достойно», – заново озвучив то, о чем мечтал Цзянь Сюэсэнь за полстолетия до этого[277]. На ежегодном Всекитайском собрании народных представителей в марте 2010-го Вэнь Цзябао выступил с правительственным докладом, в котором вновь пообещал даровать китайскому народу лучшую, счастливую и достойную жизнь, заявив, что это станет самой важной задачей правительства в грядущие десятилетия. Год спустя, когда премьер Вэнь в последний раз председательствовал на ВСНП, он повторил, что целью правительства является построение «счастливого Китая». 19 марта 2011 года журнал The Economist опубликовал на обложке следующие слова: «Китай стремится к счастью, а не к росту экономики»[278].

Сдвиг в понимании миссии правительства – от «социалистической модернизации» (к этой цели Китай стремился на всем протяжении реформ, с самого их начала) к «лучшей, достойной жизни и счастью китайского народа» – отражает, насколько кардинально переменились ценности и настроения в ходе рыночных преобразований. Вэнь Цзябао прекрасно осознавал, что экономическое развитие, не говоря уже о росте ВВП, не обязательно приводит к счастью. Но он также знал, что развитие экономики не будет устойчивым – и вообще мало что будет значить, – если оно не улучшит качество жизни и не даст людям возможность почувствовать себя счастливыми.

Более того, китайское правительство в Новейшее время – как при националистах, так и при коммунистах – всегда считало себя авангардом китайской модернизации. Свою миссию оно всегда видело в реализации каких-либо проектов, будь это «социалистические преобразования», «четыре модернизации» или, совсем недавно, «экономические реформы и политика открытости». Стремление к счастью, с другой стороны, имеет гуманистическую направленность и едва ли может быть реализовано путем политических кампаний «сверху вниз». Как поведал нам Адам Смит в «Теории нравственных чувств» – одной из любимейших книг Вэнь Цзябао, – стремление к счастью опирается на безмятежный ум и скромные намерения в свободном обществе, в котором господствует справедливость.