пылью. Скитаясь ночами вокруг соборов и башен Толедо, я натолкнулась на общество сов-археологов, которые устраивают свои заседания в большой сводчатой башне, где хранятся сокровища короля. На этот раз они обсуждали надписи и знаки на старинных геммах[78] и драгоценностях, на сосудах из золота и серебра, а также форму вещей, которые грудами сложены в королевской сокровищнице; их интересовали обычаи любой страны и любого века, но больше всего привлекали их реликвии и талисманы, хранящиеся здесь со времени Родрига Готского[79]. Среди них есть ларчик восточной работы, сделанный из сандалового дерева и окованный сталью; на нем начертаны таинственные письмена, доступные пониманию лишь весьма немногих ученых. Этот ларчик и его надпись занимали общество в продолжение нескольких заседаний и вызывали длительные и бурные прения. Когда мне пришлось быть там, одна недавно прилетевшая из Египта почтенная пожилая сова, усевшись на крышку ларчика, читала и толковала надпись: ей удалось доказать, что в нем хранится шелковый коврик с трона Соломона Премудрого, занесенный в Толедо, без сомнения, иудеями, нашедшими здесь приют после падения Иерусалима.

Выслушав эту посвященную археологии речь, принц на некоторое время погрузился в задумчивость.

– Я слышал, – молвил он наконец, – от мудрого Эбен Бонабена о чудесных свойствах этого талисмана, который бесследно исчез после падения Иерусалима и считался потерянным для человечества. Без сомнения, он и сейчас остается для толедских христиан тайною за семью печатями. Если мне удастся овладеть этим ковром, счастье мое обеспечено.

На следующий день принц сменил свое роскошное одеяние на простую одежду араба пустыни. Он выкрасил лицо темною краской, и никто не узнал бы в нем того блестящего рыцаря, который привел присутствующих на турнире в восхищение и вместе с тем в ужас. С посохом в руке, с сумой на боку и с маленькою пастушескою свирелью отправился он в Толедо и у ворот дворца заявил, что он пришел домогаться награды, предложенной за исцеление прекрасной принцессы. Стража стала гнать его палками.

– На что может рассчитывать бродячий араб вроде тебя, – сказали они, – если даже ученейших мужей королевства постигла полная неудача?

Поднявшийся шум и крики дошли, однако, до ушей короля, и он приказал, чтобы араб был немедленно приведен пред его королевские очи.

– О могущественнейший владыка, – сказал Ахмед, – пред тобой бедуин, большую часть своей жизни проведший в пустыне. Глухие углы ее, как известно, – излюбленное пристанище демонов и злых духов, одолевающих нас, горемычных, в часы одиноких бдений; они вселяются в наши табуны и стада и даже кроткого верблюда превращают подчас в яростную, бесноватую тварь. Единственное средство против их чар – это музыка; нам известны передаваемые из поколения в поколение чудодейственные напевы, которые мы поем или наигрываем на свирели и таким способом прогоняем злых духов. Я принадлежу к роду, наделенному магической силой, и обладаю этой силой в ее наивысшей степени. Если над твоей дочерью властвует наваждение, если оно наложило на нее свои чары, я поручусь головой, что избавлю ее от его губительной власти.

Королю, человеку сведущему и наслышанному о тех поразительных тайнах, которыми владеют арабы, уверенная речь принца внушила надежду. Он тотчас же повел его к самой высокой из башен. Прежде чем они попали в нее, им пришлось миновать много дверей. Они поднялись наверх, где находились покои принцессы. Их окна выходили на террасу с балюстрадою, откуда открывался вид на Толедо и его окрестности. Впрочем, окна были завешены; здесь лежала принцесса, снедаемая тоской и решительно отвергавшая все утешения.

Принц, присев на террасе, исполнил на своей пастушеской дудке несколько диких арабских напевов, которым он научился от слуг во дворце Хенералифе. Принцесса по-прежнему была безучастна; присутствовавшие при этом врачи покачивали головой, недоверчиво и презрительно усмехаясь. Принц оставил свирель и запел; мелодия его была простой и бесхитростной, но он пел ее на стихи из того послания, в котором изъяснял свою страсть.

Принцесса сразу узнала стихи; трепетная радость залила ее сердце; слезы застлали глаза и потекли по щекам; грудь ее от волнения стала мерно вздыматься. Она хотела, чтобы певец приблизился к ней, но девичья застенчивость заставила ее промолчать. Король угадал ее желание, и Ахмеда ввели в ее комнату. Влюбленные были благоразумны; они обменялись лишь взглядами, но эти взгляды стоили целых томов. Никогда еще музыка не знала такого триумфа! На нежные щеки принцессы возвратился румянец, ее губы вновь стали алыми, ее глаза засветились прежним сиянием.

Врачи удивленно переглянулись. Король посмотрел на певца одновременно с восхищением и со страхом.

– О юный волшебник! – воскликнул он. – Отныне ты будешь моим придворным врачом, и никаких лекарств, кроме твоих мелодий, я больше не признаю. А теперь требуй свою награду – наиболее драгоценную вещь из моей сокровищницы.

– Государь, – ответил Ахмед, – мне не нужно ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней. Но у тебя в сокровищнице хранится одна реликвия, оставшаяся от мусульман, когда-то владевших Толедо, – я говорю о ларчике из сандала, внутри которого находится шелковый коврик. Подари мне этот ларчик, я больше ничего не желаю.

Всех изумила скромность араба; изумление это возросло еще больше, когда принесли ларчик и развернули ковер. То был кусок тонкого зеленого шелка, затканный еврейскими и халдейскими письменами. Придворные медики переглядывались и пожимали плечами: простодушие их новоявленного собрата, удовлетворившегося столь ничтожным вознаграждением, вызвало на их лице усмешку.

– Этот ковер, – сказал принц, – покрывал некогда трон Соломона Премудрого; он достоин того, чтобы на него ступили ножки красавицы.

Сказав это, он расстелил его вдоль ложа, принесенного сюда для принцессы. Затем, усевшись у ее ног, он молвил:

– Кто может воспрепятствовать начертанному в книге судеб? Предсказания астрологов сбылись. Знайте, государь, что ваша дочь и я уже давно втайне любим друг друга. Перед вами «Паломник любви».

Лишь только эти слова успели слететь с его уст, как ковер взвился в воздух, унося принца с принцессою. Король и его придворные медики с широко раскрытыми от изумления ртами пялили на них глаза и провожали их взглядами, пока влюбленные не превратились в крошечное пятнышко на лоне белоснежного облака и не исчезли наконец в синеве небосвода.

Взбешенный король призвал казначея.

– Как ты мог, – закричал он, – как ты мог допустить, чтобы этот талисман попал в руки неверного?

– Увы, государь, нам были неведомы его свойства, и мы не могли прочесть надписи на ларце. Если это – ковер с трона Соломона Премудрого, то он действительно обладает магической силой и может переносить своего владельца с места на место.

Король собрал сильное войско и отправился в Гранаду догонять