Германцы шли вразвалочку, шугая девушек, равно как и юношей, и глумливо похохатывая вслед поспешно ретировавшимся парочкам.

– Узнаете того, в центре? – негромко спросил Лобанов. – Рыжая борода веником?

– Ух, и вонюч был! – хмыкнул Искандер. – Это он тогда на Клодия кидался!

Батав с бородой веником тоже признал давних обидчиков и оскалился, пихать стал товарищей: сами-де напрашиваются, младенцы! На избиение!

– Пустое! – фыркнул Эдик. – Их всего шесть рыл!

– Зато какие рыла! – хохотнул Гефестай. – За три дня не обгадишь! Наели хари на римских харчах!

Германцы пошли плотно, плечом к плечу, во всю ширину портика.

– Эй! – рявкнул Борода. – Отпрыгнули в стороны! Militis batavius[143]идут! Дорогу, шпана!

– Тебе давно морду били, Чубайсик? – громко спросил Сергей. – Хочешь, я тебе освежу впечатления?

Батавы остановились напротив гладиаторов, перегородивших портик.

– Надо ему кошку подарить! – воскликнул Эдик. – В бороде уже мыши завелись!

– Живодер ты! – с укором заметил Гефестай. – Почто животину мучать? Ее ж в той бородище вши загрызут! Или блохи…

Германец с огненно-рыжей бородой, и впрямь смахивавший на «прихватизатора», зарычал, брызгая слюной, и выхватил меч. Товарищи последовали его примеру и бросились на гладиаторов, заревев:

– Хох! Хох!

Гладиаторы кинулись на батавов, и пошла сеча! Искандер с ходу прикончил одного и подколол другого – германец осел, обнимая колонну и пачкая белый мрамор красной кровью. Гефестай выбил у краснорожего батава длинный тяжелый меч и приложил «гвардейца кардинала» рожей об колонну. Колонна загудела.

Эдик едва не напоролся на клинок, но все же блокировал удар – мечи скрежетнули жестью – и ударил германца ногой по яйцам.

Лобанову достался «Чубайс». Дюжий батав изо всех сил старался сжить Сергея со свету, рубя мечом так, будто тот из дутой пластмассы и куплен в «Детском мире».

– Хана тебе! – хрипел германец. – К-клянусь Манном!

– Зигштосс… – стонал раненый батав. – Уходим…

– Спокойно, Церулей, – пыхтел «Чубайс». – Щас я этого сделаю, и пойдем!

– Жди! – бросил Сергей.

Он загнал Зигштосса за колонну, и тот заскакал, то с одного боку пытаясь провертеть дыру в Лобанове, то с другого. Колонна мешала, на долю секунды задерживая германцу удар, и Сергей воспользовался этой долей – перекинув меч в левую руку, он нанес молниеносный удар, проколов Зигштоссу ногу. «Чубайс» заревел от боли и злобы. Хлюпая кровью, выплескивая красную жижу из стоптанного сапога, он пошел еще пуще махать мечом.

Искандер в это время обезоружил большеносого германца и погнал его по платановой аллее. Гефестай хотел было ринуться на подмогу Лобанову, но тот управился сам – сделал выпад и пустил кровь из второй ноги. Подвывая, Зигштосс ляпнулся на мраморные плиты. Зазвякал, отлетая, меч. С ужасом батав следил за гладиусом в руке Сергея, ожидая смерти неминучей. Но Лобанов, потыкав мечом в песок и очистив лезвие, вернул оружие в ножны.

– Если твои товарищи не окажут тебе первую помощь, – холодно сказал Лобанов, – передашь привет валькириям!

И гладиаторы потопали дальше, переступая через алые потеки.

Оставив справа храм Нептуна, они пересекли улицу Широкую, прошли между театром Помпея и цирком Фламиния и попали как раз к портику Октавии. За главным входом стояла карруха, запряженная четверкой. Это был коробчатый фургон, наглухо заделанный темной кожей, потертой на сгибах. «Черный ворон!» – мелькнуло у Лобанова. Он медленно прошелся мимо каррухи. На козлах дремал Волкаций Тулл.

– Они еще не пришли, – сказал он, не поворачивая головы.

– Ждем-с! – обронил Лобанов и вернулся к друзьям. – Пошли унутрь, – сказал он.

Гефестай кивнул, Искандер промолчал, а Эдик выразился в своей манере:

– Как говорил мой дед Могамчери: «Чтобы поймать оленя, надо думать как олень!»

– Топай, кладезь мудрости… – проворчал Гефестай.

Миновав помпезный вход-наос, они оказались в саду, замкнутом в прямоугольник белых колоннад. Тут хватило места и для аллей, проложенных в зарослях платана и лавра, и для библиотек, и для храмов Юноны и Юпитера. А на заднем плане вздымался Капитолий.

– Сколько времени, интересно? – прищурился Эдик.

– Время-то у нас еще есть, – протянул Искандер. – Ты мне лучше скажи, где эту хунту искать?

– Разделяемся, – скомандовал Сергей. – Но так, чтобы друг друга видеть. Ты, давай, к храму двигай, – сказал он Гефестаю, – Эдик во-он к тому фонтану. Искандер дежурит у входа, а я к Юпитеру поближе стану! И не светитесь!

Лобанов фланирующей походкой приблизился к величественному храму, поднялся по ступеням и встал, прислонясь к колонне. В святилище никого, кроме дежурного жреца, не было, а вот наискосок от храма, в зале для собраний, уже толпились любители пустопорожних умствований – философы доморощенные, риторы-словоблуды и их благодарные слушатели.

Искандер поднял руку и задумчиво почесал в затылке, подавая знак: «Они здесь!» Лобанов глянул на Эдика – тот кивнул. Гефестай погладил щеку – сигнал принят! Сергей потянулся и потер руки – сходимся!

Гая Авидия Нигрина он увидел на аллее, обсаженной красиво подстриженными платанами. Рядом с сиятельным стоял Авл Корнелий Пальма и что-то втолковывал напыщенному гражданину в белой тоге с широкой пурпурной каймой – видать, тоже сенатор. Сенатор кивал, словно бодался шишковатой головой, и брал в горсть вялый подбородок. Вскоре он вскинул руку в знак прощания и важно удалился, тряся телесами. Двое заговорщиков остались одни.

Лобанов поймал себя на том, что пальцем ищет усик микрофона рядом со щекой, чтобы дать команду «Плюс!».

Усмехнувшись своим чужевременным мыслям, он кивнул Искандеру и быстро подошел к Нигрину.

– Гай Авидий Нигрин? – сказал он железным голосом. – Пройдемте!

Он подхватил ошарашенного консуляра с одного боку, Искандер помог с другого.

– Что происходит?! – гневно воскликнул Пальма, зажатый между Эдиком и Гефестаем.

– Вы задержаны! – ухмыльнулся Эдик.

Вся «опергруппа» двинулась напрямик, через портик, между Эротом Праксителя и Африканцем Фидия. «Воронок» быстро подкатил, кожаная дверь открылась. Двое крепких фрументариев помогли взобраться консулярам. В дверях Нигрин оглянулся.

– А ты живуч, Сергий! – процедил он. – Но не бессмертен!

– Это точно! – легко согласился Лобанов.

Дверца, скрипя кожей, захлопнулась, и Тулл хлестнул лошадей. «Черный ворон» заскользил по аллее, пятная крышу тенями.