повторяет, что даме не о чем беспокоиться, но ей нравится предложение выйти через черный ход. Она бросает тележку и следует за женщиной, рассказывая ей, что подростком работала в Sainsbury’s. Они проходят через двойные двери в служебные помещения супермаркета, где неожиданно становится темно и прохладно, как в церкви, и видимость чистоты, порядка и жизнерадостности тут же исчезает. Около уродливого упаковочного пресса сложены сплющенные картонные коробки, возле наклонной башни из коробок, обмотанных пластиковой пленкой, стоит вилочный автопогрузчик. Женщина приводит Анну в относительно приличное тесное помещение с низким потолком, дает ей салфетку и наливает чай. Анна рассказывает случайной знакомой о том, что стряслось за последние сутки — как она потеряла Пита, работу, а теперь и Джеффа, — но в такой иносказательной манере, проводя такую изящную аналогию, что тут же преисполняется гордостью. На стене дома, в котором она выросла, говорит Анна, рос плющ, годами выживал при любой погоде, но однажды она ни с того ни с сего сильно рванула его, корни оборвались, и растение погибло. Женщина ставит перед Анной чашку чая и садится рядом, прижимая темные пальцы к ее лбу. Она ничего не отвечает на историю о плюще и изучает девушку беспокойным взглядом, ну совершенно лишенным оснований.

— Все хорошо, правда! — уверяет Анна. В доказательство она берет чашку и отпивает чай. Он на удивление сладкий, наверно, женщина размешала сахар. Анна смеется и говорит, что отец давал ей чай с сахаром, но только когда мама не видела. Когда она дергает ртом, чтобы произнести это, то проливает напиток, и теплая сладкая жидкость течет по ее подбородку. От этого Анна хохочет еще пуще.

— Я даже пить больше не могу! — Анна подносит кружку ко рту и снова смеется; она проливает еще больше чая, и он течет тем же путем, образуя водопад. — Мне придется начинать с нуля, — смеясь сквозь слезы, выговаривает она. Придется даже учиться наливать жидкость в рот. А потом — держать полный рот закрытым. И, наконец, глотать.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Хотя первая неделя апреля выдалась холодной и ветреной, весна берет свое, и к середине месяца наступает обещанная ясная, теплая и спокойная погода. Большинство деревьев зацветают, их бледная листва резко контрастирует с бесконечным голубым небом, и в воздухе, кажется, гуляют воспоминания о чудесном лете. Каждую ночь Анна ложится спать с мыслью, что так продолжаться не может, но когда в понедельник в 8 утра она встает по будильнику — впервые за много дней ей есть ради чего вставать, — то открывает жалюзи и снова видит чистое небо.

В 9:50 девушка убирает со стола и садится перед своим стареньким капризным ноутбуком. Она тщательно позаботилась о своем внешнем виде — вымыла голову, накрасилась, надела любимую черную шелковую рубашку с яркими африканскими принтами, — но нижнюю часть тела видно не будет, и поэтому она осталась в домашних штанах и тапочках. Часы в углу экрана показывают 10:00, потом 10:01, потом 10:02, но ничего не происходит. Анна переводит взгляд на календарь, висящий в гостиной над телевизором. До собеседования в Guardian, которое откладывалось дважды, еще одиннадцать дней — эта дата отмечена большим черным крестом. Каждый раз, когда Анна смотрит на него, ее внимание привлекают предшествующие дни, среди которых тоже есть отметка; на первый взгляд это ничего не значащая загогулина, такие рисуют, когда проверяют, пишет ли ручка, но при ближайшем, придирчивом рассмотрении она означает «экзамен по информатике». Это одно из немногочисленных визуальных напоминаний о Пите, большинство из которых убрано, вычищено и упаковано.

В 11:04 ноутбук начинает подвывать. Это сигнал входящего звонка по «Скайпу», скорее песня, чем рингтон, и Анна читает, что звонит Андре Вассельхом. Анна усаживается поудобнее, выпрямляется на стуле, нажимает кнопку «Принять» и видит на экране светловолосого человека. Если точнее, дергающееся изображение светловолосого человека, сопровождающееся неприличным хрустом, которое вдруг превращается в хаос: миллионы сверкающих пикселей распадаются, и остаются только пустой экран и сине-желто-розово-черная цветовая таблица.

— Вот гадство! Нет! — восклицает Анна и стучит ладонью по ноутбуку. Тот факт, что в самый последний момент контакт с этим человеком срывается, кажется ей логичным, как будто, проводя ее по всем этапам расследования, судьба только изощренно дразнила ее. Но через несколько секунд рингтон раздается снова, и на этот раз на экране возникает идеальное изображение блондина.

— Привет!

— Привет!

— Теперь ты хорошо меня видишь?

— Да, — отвечает она. — Выглядишь… классно!

Так оно и есть: чисто выбритый, загорелый, пышущий здоровьем, с привлекательным угловатым лицом и короткими волосами, Андре Вассельхом чем-то напоминает игрушечного солдатика.

— Спасибо, — произносит собеседник с огоньком в глазах. Он производит впечатление человека, уверенного в своем успехе. — Ты тоже прекрасно выглядишь. Мне нравится эта рубашка.

— Видел бы ты нижнюю половину. — Анна спохватывается, что сказала нечто двусмысленное, и оба смеются.

В следующие несколько минут они деловито обмениваются информацией. В попытке освоиться Анна интересуется, который сейчас час на Филиппинах (16:00), из какого он города в Швеции (Мальмё) и давно ли работает в ООН (восемь лет, но не постоянно, а от случая к случаю). Она делает их цифровой снимок с монитора, чтобы позже разместить в «Твиттере». По-английски Андре говорит уверенно, словно это его родной язык, и без всякого акцента, но, как всегда в разговорах по «Скайпу», Анне трудно поддерживать беседу. Очень жаль, что из-за размещения крошечной камеры они не могут смотреть друг другу в глаза, и девушку раздражает, что маленькое внутреннее окошко показывает ее Андре весьма невыигрышным образом — с отведенными в сторону глазами, как будто она стесняется смотреть прямо на него.

— Здорово, что мы в конце концов можем поговорить, — Анна переходит к делу. Она представляет, как этот современный викинг стоит у багажной карусели и вдруг получает срочное сообщение, которое вынуждает его бросить свой чемодан и бежать. — У меня такое впечатление, что я тебя давно знаю.

— Полагаю, ты постирала мои портки.

— Точно.

— Я благодарен тебе. Не представляю, во что превратились плавки. Они и четыре года назад были не в лучшей форме.

— Ну, я сама виновата: не надо