* * *

Утренний свет не мог соперничать с огненным заревом над рекой. Когда солнце показалось над горизонтом, Ксеркс уже видел языки пламени, взметнувшиеся выше кораблей. Он слышал крики людей, оказавшихся в этой печи. Многие прыгали в воду, надеясь добраться до берега вплавь.

Сидя верхом на боевом коне, Ксеркс с отчаянием взирал на гибнущие в пламени надежды. Восковое лицо Артабаза, тоже сидевшего верхом, потемнело от гнева. Греки, всегда греки. Конь Ксеркса попытался склонить голову и пощипать травку у реки, но царь еще крепче сжал поводья, не находя слов, чтобы выразить свою ярость.

– Разве мы не можем атаковать их? – спросил Ксеркс, и даже для его уха это прозвучало слабо и жалобно.

Он откашлялся и попробовал снова.

– Просто скажи, куда мне идти. Я знаю, увидев меня, они сплотятся. Мы еще можем восстановить флот.

– Опять? И какой в этом смысл? – пробормотал Артабаз.

Ксеркс даже моргнул от удивления: он не ослышался? Артабаз всегда был образцовым военачальником, почтительным и спокойным. Но зрелище горящих кораблей вывело его из равновесия.

– Что ты сказал?

– Я имел в виду, великий царь, что они позаботились обо всем и подожгли корабли по обе стороны реки. Килевые балки и ребра перекроют реку на годы. Восстановить флот невозможно, по крайней мере сейчас.

Ксеркс кивнул, как будто всего лишь выслушал обычный отчет, а не приговор его надеждам. Он попытался скрыть полыхнувшую жаром панику. Лучше, чем кто-либо другой, лучше даже, чем сам Артабаз, царь знал, что народы империи не допустят еще одной попытки. Он довел до нищеты царей и до смерти – тысячи рабов. Цена в золоте и крови, непосильная даже для империи, разоряла Персию – от Марафона до Фермопил и Платеев. И вот это – последний бросок кости. Огненная полоса, соперничавшая с солнцем, была концом.

Ксеркс снова прочистил горло, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. Но руки дрожали, и с этим он не мог ничего поделать.

– Можем ли мы увидеть врага?

Артабаз устало покачал головой:

– Их корабли на плаву. Даже если мы их увидим, сделать ничего уже не сможем.

И снова непривычная нота. В устах кого-то другого это могло бы показаться дерзостью. Великий царь нахмурился, но Артабаз не спешился, чтобы пасть ниц, как сделал бы в другое время. Требовать же демонстрации покорности и почитания было бы с его стороны проявлением слабости.

Артабаз махнул рукой в сторону реки. В свете пламени были видны греческие корабли, пытавшиеся пройти по середине русла. Он видел, как экипажи поднимают на веревках ведра и поливают палубу – на тот случай, если разлетающиеся в утреннем воздухе золотистые искры упадут на нее. Суда наверняка бы сгорели, если бы на них вспыхнул пожар. Но рассчитывать на это не приходилось.

Артабаз потер подбородок тыльной стороной ладони и пристальнее посмотрел на реку.

– Великий царь… – начал он, – мы подняли наши полки, как только загорелись первые корабли. Тогда я еще надеялся спасти их. Однако никакой массовой высадки не произошло. Это больше похоже на…

Издалека донесся звук рога, и полководец выругался и развернул коня. Ксеркс хотел спросить, что происходит, но Артабаз даже не стал его слушать. Свистнув командирам, он протянул руку в направлении главного лагеря.

– Это отвлекающий маневр! Они позади нас.

– Что происходит? – рявкнул, не выдержав, Ксеркс.

Артабаз с видимым усилием взял себя в руки.

– Великий царь, греки пытаются отвлечь нас, сжигая наши корабли. Нам нужно вернуться в лагерь. Нельзя терять ни мгновения. Пожалуйста, великий царь, поезжай со мной.

Ксеркс стиснул зубы и резко кивнул:

– Хорошо, Артабаз. Веди нас в бой.

* * *

Эту шеренгу щитов Перикл знал так же хорошо, как лицо своего друга. Для наступления на главный лагерь Кимон собрал всех гоплитов флота, и Перикл с замиранием сердца наблюдал, как шесть тысяч сияющих золотом воинов гонят перед собой все, что встречается на пути. Копья снова блеснули на солнце, и он вдруг понял, что его могут насадить на одно из них.

– Эй! Здесь пленные! – закричал он, показывая, что в руках ничего нет. – Пленные греки!

К счастью, его услышали. Услышали за топотом тысяч ног и лязгом оружия. Шеренга разомкнулась; строй обтекал его с двух сторон, как камень в реке. Перикл попросил нож, и один из гоплитов остановился и быстро перерезал веревки на руках Лаодеса. К тому времени все пленники проснулись и встали, кроме одного, который плохо понимал, что происходит, и его поддерживал товарищ.

– Где Кимон? Зенон? Анаксагор? Эпикл? – Перикл выкрикивал имена, получая проклятия и болезненные тычки от своих же соотечественников.

Люди настроились сражаться, и он им только мешал. За короткое время его прокляли столько раз, сколько не проклинали за всю жизнь. Тоже урок, подумал Перикл и рассмеялся.

– Перикл! – раздался голос слева.

Кимон шел с лучшими воинами союза в окружении дюжины посыльных, одним из которых был Зенон. Они радостно поприветствовали друг друга.

– Он самый, – ответил Перикл.

– Так ты сын Ксантиппа? – спросил стоявший рядом Лаодес.

Перикл кивнул.

– Твой отец был хорошим человеком. Для меня это большая честь, – сказал Лаодес, потирая запястья.

– Все отцы – хорошие люди, – ответил Перикл.

– Если бы так, – вздохнул Лаодес. – Тем не менее я рад. Если бы мне нашли копье и щит, я был бы очень благодарен.

Долетевшие до них звуки боя заставили гоплитов поторопиться, и Периклу снова пришлось идти против течения, за что он получил новую порцию проклятий. Красный от смущения, он все же добрался до Кимона.

– А вот и я – и все еще живой.

Кимон кивнул:

– Я сжег их корабли. Если пощиплем их здесь, повернемся и встретим остальных.

Оглядев друга, он покачал головой:

– У тебя нет ни щита, ни доспехов. Возвращайся на корабль. Там Анаксагор с Эпиклом. Вчера оба получили ранения.

– Пытаешься спасти меня?

– Просто объясняю. В любом случае со мной тебе оставаться нельзя.

– Дай мне свой копис, – сказал Перикл. – Буду с тобой. Как на Скиросе и Кипре.

Кимон прикусил губу, но протянул копис и перевел взгляд на стоящего рядом Лаодеса.

– Я видел, как тебя однажды били плетью. За воровство? Нет, за нападение на командира?

Перикл оглянулся и с удивлением обнаружил, что Лаодес смутился, как любой мальчишка в присутствии человека, к которому испытывает глубочайшее почтение.

– Да, куриос, все так. В свою защиту скажу, что он был настоящей скотиной.

Кимон протянул руку и снял меч с пояса одного из гоплитов. Гоплит не протестовал, но пристально посмотрел на того, кому передали его оружие.

Лаодес поклонился,