Для полноты картины следствию не хватало только программы контрреволюционной партии, которую принудили изложить её «идеолога».

26 марта в камере Бутырской тюрьмы Флоренский закончил трактат, известный как «Предполагаемое государственное устройство в будущем». Следователи желали увидеть антисоветскую пропаганду, а получили обстоятельную программу действий для СССР на десятилетия вперёд, содержание которой явно противоречило протоколам допросов отца Павла.

Здесь он был уже абсолютно свободен. Почерк, стиль, лексика свидетельствуют, что автор не испытывал никакого давления, излагал свои подлинные суждения, был предельно искренен. Наверняка писал он с мыслью о том, что это могут быть последние слова в его жизни, и они не только «последний поклон», завет, но и свидетельство, способное обнаружить всю неправдоподобность допросов и протоколов, сохранить доброе имя Флоренского.

Пятьдесят одна рукописная страница. Восемнадцать глав о государственном строе, управленческом аппарате, образовании, религиозных организациях, сельском хозяйстве, добывающей и перерабатывающей промышленности, финансовой системе, торговле, кадрах, науке, здравоохранении, быте, внутренней и внешней политике. Не только практические установки, но и философские размышления о строительстве государства на основе не индивидуальных интересов, а общего дела, не ради личного блага, а ради «делания истории». О задачах государства, которое должно не уравнять всех, а раскрыть особенности и способности каждого. О том, что вовлечение в политику широких масс не полезно и отвлекает большинство от нужной и желанной деятельности. О том, что нет слабых и бесталанных людей, а есть отсутствие мотивов для созидания. О том, что у руля в стране должна быть по-настоящему сильная личность, но сила её — это сила гения, сила «творить государственный строй».

Кто-то разглядит в этой работе традиции платоновского «Государства», «Государя» Макиавелли, «Утопии» Томаса Мора, «Города солнца» Кампанеллы. Иные назовут её «сталинским манифестом», иные — «манифестом абсолютной монархии». Но труд Флоренского больше. Это уклад вечной России, той, что была, есть и будет и при царях и при генсеках, и при президентах. Это Россия, пребывающая в том Средневековье, о котором грезил отец Павел: там, где высота духа, творчество, любовь к ближнему и Отечеству. «Идеологом» только такой России оставался он.

Рукопись, возвращённая КГБ внукам в 1990 году, впервые была опубликована в журнале «Литературная учёба» на самом излёте советской власти. Сколько всего удалось бы сберечь и создать, если бы тогда внимательно вчитались в трактат. Сегодня мы мучительно осознаём, запоздало внедряем и реализуем то, о чём Флоренский говорил ещё девяносто лет назад.

Главенство воспитания в образовании:

«В школе на первом месте должно быть поставлено воспитание. Привычка к аккуратности, к точности, к исполнительности, физическая ловкость во всех действиях, взаимное уважение, вежливость, уважение к высказываниям и чувствам товарища, привычка не рассуждать о том, чего не знаешь, критическое сознание границ своих знаний, половая чистоплотность на деле, не на слове, выполнение своего долга, преданность государству, интерес к порученному делу, наблюдательность, вкус к конкретному, любовь к природе, привязанность к своей семье, к школе, к товарищам».

Выстраивание национальной политики внутри страны как цветущей сложности:

«Индивидуализация языка, экономики, быта, просвещения, искусства, религии каких-либо меньшинств рассматривается не как печальная необходимость или временная тактическая мера, но как положительная ценность в государственной жизни».

Объединительная роль русского языка:

«Национальные культуры и хозяйство автономных республик мыслятся не просто лежащими рядом друг с другом, но заложенными в общегосударственной идее, носителем которой служит и общегосударственный язык — русский литературный язык, язык, рассматриваемый лингвистами как особое наречие».

Поиск творческих личностей как самого главного ресурса:

«Творческая личность — явление редкое, своего рода радий человечества, и выискивать её надо по крупицам. Государственная власть должна выработать аппарат для вылавливания таких крупинок из общей массы населения».

Не движение по западному пути с жаждой уподобления или опережения, а собственный путь. Независимость от внешних ресурсов, внутренняя самодостаточность. Сочетание государственного и частного производства. Индивидуализация хозяйства в зависимости от условий региона. Недопущение «своекорыстно-хищнического отношения к естественным богатствам страны». Рассредоточение научных институтов по всей территории Союза. Социальное оздоровление семьи, её, а не индивида, первостепенность для общества, ибо «здоровое общество предполагает здоровую семью». Старательное созидание культуры повседневности, потому что «нивелировка быта неминуемо поведёт к уничтожению вкуса жизни, радости бытия, а потому и к рабскому труду и ко всяческому обеднению».

Теперь за вовремя не воспринятые смыслы мы расплачиваемся драгоценным историческим временем. Россия умеет навёрстывать упущенное, но ещё очень многое нужно разглядеть, успеть осознать в этой работе Флоренского.

Обратившись к «Предполагаемому государственному устройству в будущем», понимаешь, насколько сотрудникам ВЭИ мог показаться правдоподобным слух о том, что причиной ареста их руководителя послужила публикация за границей на английском языке «Столпа», в издательском предисловии к которому якобы говорилось, что Флоренский — единственный человек, достойный возглавлять Советский Союз.

В реальности же этот человек перед отправкой на этап встретился в общей камере со всеми осуждёнными по делу. Никто не выяснял отношений. У пожелавших отец Павел принял исповедь. Быть может, среди исповедовавшихся был и Гидулянов.

После шести месяцев следствия Флоренского ждала дальняя, мучительная дорога. Свой приговор — десять лет лагерей — он узнал только в пути.

Охотник за льдами

Москва — Свердловск, Свердловск — Тулун, Тулун — Иркутск, Иркутск — Чита, Чита — Урульга, Урульга — Ксеньевская, Ксеньевская — Нанагры. 6700 километров. Полтора месяца, с 15 августа по 1 октября, в пересыльных тюрьмах, переполненных вагонах, в окружении воров и немилосердных конвоиров: «Доехать до Свердловска было нелегко, особенно из-за блатных, то есть воришек, которыми был полон вагон… Всех обокрали весьма сильно и вероятно при дальнейшем следовании дочистят остающееся… Едем в теплушке, темно, ехать трудно».

Но с самого начала этапа Флоренский гнал прочь от себя уныние. Старался воспринимать всё уготованное не как заточение, а как сосредоточение, не как прозябание, а как служение, как научную командировку: «желаю воспользоваться своим путешествием как можно плодотворнее». Возможность отыскать не безжизненное пространство, а место, «где работа будет соответствовать тому, что я мог бы дать государству полезного».

И когда отец Павел в БАМлаге, который обслуживал строительство Байкало-Амурской магистрали, увидел, как рьяно советская империя осваивает новые пространства, вгрызается новым веком туда, где, казалось, невозможна цивилизация, он с неподдельным восторгом написал семье: «Доставляет, кажется, удовлетворение видеть большое и историческое дело в его процессе, а это дается не так-то часто и не столь многим».

Весь год своего пребывания на Дальнем Востоке он самоотверженно вершил «историческое дело», аккумулировал все свои знания и силы, успел создать за это время то, на что нужны целые университеты и десятки лет труда: культмассовая работа, инженерная