— Но почему?

Камилла уставилась в кружку, сделала большой глоток, потом отставила ее в сторону. Когда она вновь заговорила, у нее был голос человека, потерпевшего в жизни поражение и уже смирившегося с этим.

— Когда мы приехали в эту страну, у каждой из нас были свои мечты, свои великие замыслы. Запросы Стасии были гораздо выше моих, и, естественно, она гораздо больше поставила на карту. Я обосновалась в Лейк-Генри, нашла работу, обросла друзьями. Конечно, в моей жизни здесь не было ничего потрясающего. Мне не удалось разбогатеть, о чем когда-то мы с ней мечтали, но я была счастлива. А вот Стасия так и не стала счастливой, бедняжка. Ее жизнь оказалась сплошным разочарованием, и она скорее умерла, чем позволила бы мне это увидеть.

— Почему вы не поехали к ней? — не выдержал Гриффин.

Она удивленно подняла на него глаза.

— Разве я вам не ответила? Честно говоря, я немного боялась ее. Характер у моей младшей сестрицы всегда был бешеный. В конце концов я решила, что Стасия знает, где меня найти, если ей захочется увидеть меня или просто поговорить по телефону. Поймите, мне очень не хотелось навязываться. А потом она умерла. Я узнала о смерти сестры много месяцев спустя, позвонив в очередной раз… Лизе тогда было уже восемь. Харлан сказал, что с ней все в порядке. Конечно, я ему не поверила. Мне хотелось убедиться в этом самой, и я поехала туда. Ждала ее на школьном дворе… — У нее вырвался грустный смешок. — Как в кино, верно? Сказать по правде, я даже приготовилась к тому, что мне придется просить кого-то из учителей показать мою племянницу, но я узнала ее с первого взгляда. Она оказалась точной копией своей матери. Лиза тоже узнала меня. Стасия показывала ей мои фотографии, однако мне тогда показалось, что это знак свыше.

— Вы поговорили? — спросил Гриффин.

— Немного, — прошептала Камилла, отхлебнув чая. Она явно погрузилась в воспоминания. — Нет, какая-то связь между нами, безусловно, была. Я сказала ей, кто я, рассказала о себе, о ее матери, о том, что мы делали, когда были еще детьми, показала ей фотографии, которые были у меня с собой. Оставила ей свой адрес и номер телефона. Попросила звонить, если ей захочется поговорить со мной или вдруг понадобится помощь — любая помощь!

— И она звонила?

— Ни разу. До того самого случая.

— Это вы дали ей адрес адвоката в Чикаго?

— Нет. Она сама нашла его. Лиза выросла весьма самостоятельной. Да и как могло быть по-другому, ведь ей пришлось самой пробиваться в жизни. Естественно, она рассказала мне обо всем, так что мне известно, где и когда родился ребенок. Кстати, тогда она впервые упомянула о своем желании приехать в Лейк-Генри. Я не верила в это до тех пор, пока в один прекрасный день она не постучалась в мою дверь и не сообщила, что устроилась на работу к Чарли. Он ей уже и комнату, мол, подыскал. Мы жили каждая своей собственной жизнью. Так безопаснее.

— Вы никогда не встречались тайком от всех?

— Как тетя и племянница, вы хотите спросить? Нет, никогда. К тому времени она уже превратилась в Хизер. А мою племянницу звали Лизой. Я разговаривала с ней так, как говорила бы с любой другой привлекательной молодой женщиной, впервые приехавшей в наш город. Мы стали подругами и встречались как подруги. Я вела для Мики счета, хотя потом этим в основном уже занималась Хизер. Я учила ее обращаться с компьютером. Я радовалась, что она рядом. Надеюсь, она чувствовала то же самое. Но мы сближались постепенно. Так что в городе никто ничего не подозревал.

— Даже Мика? — понизив голос, поинтересовался Гриффин.

— Даже он, — едва слышным шепотом ответила Камилла. — Думаю, если бы она хотела, чтобы он знал, то сама сказала бы ему.

Гриффин уставился на клочок бумаги, который держал в руке.

— Откуда это у вас?

— Эта малышка — моя внучатая племянница. В тот день, когда приемные родители забирали ее из клиники, я тоже была там. Если хотите что-то узнать, нужно оказаться в нужном месте и в нужное время. Мне повезло, и я все узнала. А потом даже убедила себя в том, что это тоже знамение свыше, что сам Господь предназначил меня приглядывать за ребенком.

— И вы приглядывали?

— Незаметно. Знаете, я уже неплохо в этом поднаторела, — похвасталась Камилла. — Женщина, удочерившая ее, жила в Чикаго, где ее и отыскал адвокат, искавший для девочки приемных родителей. Не помню, чем она болела, но врачи сказали ей, что своих детей у нее никогда не будет. Судя по всему, болезнь была серьезная, потому что вскоре она умерла — это случилось, когда малышке было восемь — ровно столько, сколько Лизе, когда та потеряла свою мать. Странное, почти мистическое совпадение, вам не кажется?

— Да, — кивнул Гриффин. — И что случилось потом?

— А дальше все было хорошо, как ни странно это звучит. Конечно, относительно, но все-таки. Она осталась единственным ребенком в семье, ее приемный отец так больше и не женился. Дела у него шли хорошо. К тому времени они жили уже во Флориде, в роскошной квартире. Похоже, он просто наглядеться на нее не мог. Старался проводить с ней все свободное время. Она выросла милой, беспроблемной девочкой. Сейчас ей уже четырнадцать. Совсем большая…

— Что она чувствует по отношению к Хизер?

— Понятия не имею.

— Как вы думаете, она захочет нам помочь?

— Не знаю. Я никогда с ней не разговаривала.

Он повертел перед ее глазами клочком бумаги с адресом.

— А Хизер знает?

Камилла немного подумала. Потом глубоко вздохнула.

— Нет. Были минуты, когда я порывалась ей рассказать, но всякий раз останавливала себя. Боялась, что осложню ей жизнь, если напомню о ребенке. Она так старалась забыть обо всем, о той страшной ночи в Сакраменто, и ей это почти удалось. Мне не хотелось снова растравлять эту рану. Но каждый год в день, когда у нее родился ребенок, я по лицу Хизер видела, что она вспоминает. Она грустила, но никогда не говорила, почему. Всякий раз в этот день она старалась вытащить меня куда-нибудь, чтобы не оставаться дома. Мне казалось, ей просто хотелось, чтобы рядом был родной человек.

* * *

Под утро, возвращаясь к Поппи, Гриффин дважды тщетно пытался дозвониться до Ральфа Хаскинса. Когда он вошел, Поппи крепко спала. Он разделся, скользнул под одеяло и крепко прижал ее к себе.

Она что-то с улыбкой промурлыкала и тоже прижалась к нему. Гриффин не знал, проснулась ли она настолько, чтобы понять, о чем он говорит, но он рассказал ей обо всем.

Поппи вдруг загорелась ехать во Флориду. Она подумала об этом сразу же, как только Гриффин рассказал ей о ребенке Хизер. Одному Богу известно, каких трудов будет стоить ей подобное путешествие, ведь в последний раз она летала еще до аварии. Но что-то подсказывало ей, что раз Хизер не в состоянии сама поговорить с дочерью, ее, Поппи, долг сделать это за нее.