— Прошу прощения за опоздание, — говорю я. — Мне нужно было выполнить одно поручение, и я надеялась вернуться до чая. Я извинюсь перед Алисой и миссис Уоллес за то, что им пришлось прислуживать вместо меня.

— О, проходи и садись, — отвечает Айла. — Я объяснила миссис Уоллес, что послала тебя с поручением, а Алиса, кажется, была рада подать чай в обмен на большую тарелку с подноса.

Я кладу свой пакет на соседний столик.

— У меня для нее тоже есть подарок из магазина игрушек.

Айла бросает на меня взгляд, предупреждая, чтобы я не говорила слишком много, но я игнорирую ее и сажусь, не беря с подноса никаких лакомств.

— Детектив МакКриди, — говорю я. — Я должна быть честной с вами и признать, что провела краткое расследование в отношении первой жертвы, Арчи Эванса.

Чай МакКриди выплескивается, когда его чашка со звоном падает на блюдце.

— Что?

— Не одна, — быстро уточняет Айла. — Я сопровождала ее.

— Это не делает ситуацию лучше.

— Я отправил Саймона следить за ними, чтобы обеспечить их безопасность, — произносит Грей.

— Et tu Brute? (лат. «И ты, Брут?»)

Айла закатывает глаза:

— Никто не вонзал тебе нож в спину, Хью. У Катрионы была теория, которая показалась Дункану неправдоподобной, и поэтому я сопровождала ее в дом юного Арчи. Дункан удивился нашему уходу и послал Саймона. Но он не знал, что мы проводим расследование.

— Потому что вы не должны проводить расследование. Вы — химик. Она — горничная.

— И они раскрывают преступления, — бормочу я себе под нос. Когда они слышат меня, я прочищаю горло. — Это могло бы стать интересной детективной фантастикой.

МакКриди свирепо смотрит на меня.

— Нет. Знаете, почему? Потому что вы не детективы.

— Лучшие детективы — это дилетанты, — язвительно парирует Айла. — Это знает каждый читатель.

Когда взгляд МакКриди становится еще свирепее, она продолжает:

— Однако, еще лучше было бы иметь команду любителей в помощь профессиональному детективу. Овдовевший химик, бывшая воровка-горничная и доктор медицины, ставший криминалистом. Все они помогают умному и красивому криминальному офицеру, который не нуждается в их помощи, но относится к ним весьма снисходительно.

— Теперь ты издеваешься надо мной, — рычит МакКриди.

Лицо Айлы смягчается.

— Немного подтруниваю, но не насмехаюсь, Хью. Я понимаю, что в нашем рвении мы могли переборщить, и я прошу прощения.

— Как и я, — вторю. — Все, чего я хотела, это доказательств, чтобы либо отвергнуть мою теорию, либо поддержать ее, прежде чем довести ее до вашего сведения. Однако, то, что мы нашли…

Я рассказываю ему о списке адресов. Я не предъявляю записку — не могу, ведь на оборотной стороне идет речь о Катрионе. Я рассказываю ему, как мы посетили три адреса и поняли, что, учитывая факультативную деятельность соседей Эванса по комнате, это, вероятно, был список целей для травли. Потом, когда мы вернулись домой, я поняла, что должна была предупредить хозяев магазина игрушек, поскольку в записке они были особо выделены. Но затем выяснила, что их уже предупредила полиция в лице самого МакКриди.

— Эта информация поступила от Арчи Эванса? — спрашивает МакКриди.

— Я так понимаю, вы получили ее не напрямую.

— Вряд ли, иначе я бы не чувствовал себя так глупо, как сейчас, не понимая, что радикальная группа, нацеленная на этих бедных людей, была той же самой радикальной группой, с которой жил Эванс. В свою защиту скажу, что, к сожалению, таких организаций много, и хотя ваш визит включил эту группу в мой список для более тщательного изучения, в тот раз я не подумал, что это может быть та же самая группа, как и то, что Эванс может быть нашим информатором.

— Потому что констебль Финдли не сказал вам этого.

Его голова резко поворачивается в мою сторону.

Я бормочу:

— Констебль Финдли упоминал что-то такое.

— Хм. Ну, я бы предпочел, чтобы он этого не делал, но да, это был молодой Финдли.

Вот почему соседи Эванса знали, что Финдли полицейский. Не потому, что он был похож на него, а потому что они действительно узнали его.

— Пожалуйста, не говорите констеблю Финдли, что я рассказала вам о том, что он это упоминал. Я бы не хотела, чтобы у него были неприятности. Я полагаю, он не сказал вам, от какой радикальной группы это исходило, опасаясь выдать Эванса.

— Который к тому времени был мертв, — ворчит МакКриди.

— Да, мертв, но его репутация продолжает жить, и я могу понять констебля Финдли, который никоим образом не хочет запятнать ее.

МакКриди вздыхает.

— Я понимаю. Да, Колин внедрился в некоторые из этих радикальных групп по моей просьбе, так как он подходящего возраста для этого задания. Он знал Эванса по репортажам этого молодого человека. Когда Эванс приходил и вынюхивал, я отправлял Колина общаться с ним, чтобы мне самому не приходилось этого делать. Колин, должно быть, использовал этот контакт, чтобы превратить Эванса в информатора. Умный парень.

— Да, — бормочет Грей. — Но это также могло стать причиной смерти Эванса.

МакКриди вздрагивает.

— Узнав, что Эванс информирует полицию, убийца сначала пытал, а затем убил парня за это. А после почувствовал вкус к убийству и не насытившись, нашел новую жертву — проститутку.

Айла бросает на меня взгляд.

Я прикусываю язык и сохраняю нейтральное выражение лица. Мне неловко кивать и делать вид, что его теория имеет смысл, хотя я знаю обратное. Я знаю, так нельзя относится к коллеге-офицеру. Остается надеяться, что, доказав свою новую гипотезу, найду способ убедить его в личности убийцы, чтобы он смог произвести арест и завершить дело.

— Я рада слышать, что на работе у констебля Финдли все хорошо, — осторожно начинаю я. — Он кажется многообещающим молодым детективом. И я беспокоюсь о нем. С ним все хорошо?

— Ты спрашиваешь о том, оправился ли он, после того, как ты разбила ему сердце?

— Хью, — негодует Айла, — я уверена, что женщина и мужчина могут изменить свое решение, и ты это прекрасно понимаешь.

Щеки МакКриди слегка краснеют от смущения.

— Катриона не помнит о своих отношениях с Финдли. Она только справляется о его благополучии. У него все в порядке?

МакКриди пожимает плечами.

— Вполне. Он всегда был спокойным парнем. В последнее время он стал немного рассеянным, забывчивым, и он часто извиняется за это. Я знаю, что он любил Катриону, и поэтому понимаю его меланхолию. Я не виню тебя, Катриона. Айла права. Я могу дразниться, но это твое право — прекратить отношения, и я рад, что ты сделала это до того, как они стали более серьезными, —