Шучу, конечно. Это была не столько чрезмерная реакция на пятно от кофе, сколько оправдание. Некоторые серийные убийцы убивают без разбора, потому что речь идет о действии, а не о жертве. Для других речь идет о жертвах, выборе людей, которые напоминают им о маме или о девушке, которая им отказала, или о чем-то еще. А с этим парнем это была игра. Он позволил своим жертвам самостоятельно выбирать, так сказать. Если кто-то разозлит его самым обычным образом, сможет ли он выследить и убить его?

— Рассудительное, — бормочет она. — Именно так вы с Дунканом назвали убийство Арчи Эванса. Методичное и рассудительное, лишенное страсти и кровожадности.

— Если бы мне пришлось строить предположения, основываясь на убийствах в мое время и здесь, я бы сказала, что мы имеем дело с парнем, который считает себя умным. Его движущей силой является эго. Он хочет, чтобы это сошло ему с рук, и, поскольку он не обязан убивать каким-то определенным образом, он может избегать шаблонов и связей, которые могли бы его раскрыть. Затем он прибывает сюда, перед золотым веком серийных убийц.

— Золотой…? — она качает головой. — Я даже не хочу знать, что это значит. Предположительно, они становятся более распространенными.

— Для многих людей в наше время первый серийный убийца не нанесет удара еще двадцать лет. Он не был первым, но до сих пор остается самым известным. Этот парень приходит сюда и думает, что может украсть его славу. Быть умным и запоминающимся. Но никто не обращает внимания. Поэтому он идет другим путем. Повторить эти убийства, опередить Потрошителя.

— Потрошителя? — еще одно качание головой. — Я определенно не хочу об этом спрашивать.

— И не нужно. Дело в том, что он воспроизвел известное в будущем убийство и, несомненно, продолжит эту серию убийств, а это значит, что нам нужно остановить его.

— Согласна.

— Мы узнали друг друга во время того нападения, — говорю я. — Я полагаю, что он знает, кто я, и я знаю, кем он был. Проблема именно в «был». У него есть преимущество.

— И ты думаешь, что он теперь Саймон?

— Я предполагаю, что он мог стать Саймоном. Мне нужно от тебя либо доказательство того, что парень в теле Саймона — это Саймон, либо дополнительная поддержка идеи, что это не так.

— Честно говоря, я не могу сказать ни того, ни другого, Мэллори. Я мало общалась с ним в эти последние несколько дней.

— Тогда следующим моим шагом будет поиск доказательств. Я не собираюсь общаться с ним напрямую, это опасно, если он убийца, потому что убийца понимает, что я тоже не Катриона. Возможно ли, что миссис Уоллес знает Саймона лучше, чем ты?

— Да, но она… не любит Катриону.

— О, я знаю. Я справлюсь. Я поговорю с ней и, возможно, с доктором Греем, если получится, а затем, когда у меня появится идея получше, я попрошу тебя отправить Саймона с поручением, чтобы я смогла обыскать его комнату. Ты сможешь это сделать?

— Легко.

— Отлично.

Глава 35

Я нахожусь дома уже час и все еще не разговаривала с миссис Уоллес. Сначала я сказала себе, что мне нужно придумать хитрые вопросы. Затем решила, что должна заняться домашним хозяйством, чтобы она не роптала на то, что я уклоняюсь от своих обязанностей. Правда в том, что мне нужно время подумать, потому что мне не нравится такое решение головоломки.

Все сходится. Я знаю, что мой убийца из двадцать первого века обитает в теле убийцы Катрионы из девятнадцатого века. Я знаю, что он пытал Арчи Эванса за что-то, и в этом могу ошибаться, но я не ошибаюсь в том, что Эванс расследовал дела Катрионы от имени кого-то, кто мог быть достаточно разгневан, чтобы убить ее.

Возможно ли, что записка в кармане Эванса не от убийцы? У Катрионы определенно было множество врагов. Но это означало бы, что убийца случайно схватил и пытал друга кого-то еще, кого Катриона обидела. Да, это было бы адским совпадением, и, как и Айле, мне такие совпадения не нравятся.

Саймон подходит. Он дружит с Катриной. Она все еще на своей преступной дорожке. Девушка вовлекает его во что-то, и это выходит ему боком, или Катриона передергивает все иначе, и он пытается ее убить.

Что не так с этой версией? Саймон не был ни вором, ни карманником, ни преступником. Он был парнем-геем, который переодевался девушкой, чтобы флиртовать с мужчинами и найти себе сахарного папочку.

Это соответствует тому, что я знаю о Саймоне больше, чем думала сначала. Я интерпретировала флирт, но не могу сказать, что это было нечто большее, чем мои стереотипные выводы о близких отношениях между красивым молодым человеком и хорошенькой молодой девушкой. У Саймона не было проблем с ее отношениями с констеблем Финдли. Он даже отчитал ее за то, что она неправильно повела себя с Финдли. Он также отчитал ее за то, что она не отказалась от воровства. Что касается того, что я вижу в нем другую сторону, чем Айла, значит ли это, что он другой парень… или он просто другой с другом и с работодателем?

Опиумная связь все еще беспокоит меня. Обнаружение его сегодня в жилом квартале определенно беспокоит меня. Я уверена, что видела его. Я уверена, что он отступил, когда заметил меня.

Я почти закончила вытирать пыль в библиотеке, когда мне в голову приходит возможное объяснение. С пыльной тряпкой в руке, спускаюсь в похоронное бюро. Вхожу и нахожу Грея погруженным в бумажную работу. Он поднимает взгляд, когда я закрываю за собой дверь.

— Разве у вас сегодня не было похорон? — спрашиваю я.

Он моргает, и я понимаю, что сегодня слишком долго общалась с Айлой. Мне нужно переключаться, прежде чем я заговорю с кем-либо еще в этом мире.

Я делаю легкий книксен.

— Извините, сэр. Я пришла убраться, ожидая, что кабинеты будут пусты, так как миссис Баллантайн сказала, что сегодня похороны.

— Завтра. Она перепутала дни.

— Тогда, если мне будет позволено быть столь наглой, сэр, могу ли я спросить, не давали ли вы Саймону полдня выходного? Или, может быть, отправили его с поручением в Старый город?

Он колеблется.

— Я видела Саймона в Старом городе, сэр, и он, похоже, преследовал миссис Баллантайн, что настораживает… если только вы не посылали его для этой цели.

Он медленно откладывает перо, выдыхает сквозь зубы, а затем проводит рукой по волосам, размазывая чернила по лбу.

— Можно я скажу прямо, Катриона?

Я плюхаюсь в кресло перед