— Сколько? — Добавляю я, бросая на него многозначительный взгляд, и он хмурится, потирая затылок, пытаясь стряхнуть собственную усталость. Он чертовски сексуален, одет во все черное и массивные армейские ботинки, но он совсем не похож на того парня-серфингиста, которого я так хорошо знаю.

— Сколько чего? — спрашивает он, и я качаю головой.

— Знаешь, как в кино. Сколько мне нужно ждать, что бы понимать, выйдешь ты или что то не так? — Я говорю так, словно в этом есть какой-то смысл, и он закатывает на меня глаза.

Я вижу легчайшую усмешку на его губах, потому что он думает, что я задаю риторический вопрос, но когда он видит, что я не смеюсь и на самом деле жду ответа, он потирает виски.

— Не будь…

— Я серьезно. Мой отец чертовски безжалостен, Райан, мы это знаем. Поэтому я спрашиваю снова: Сколько? — Я перебиваю, настаивая на своем, и после того, как он на мгновение заглядывает мне в глаза, он неохотно вздыхает.

— Двадцать минут.

— Десять, — возражаю я, приподнимая бровь, и он сурово смотрит на меня в ответ, сжимая руль.

— Двадцать, — заявляет он, и я выпрямляюсь, отказываясь отступать.

— Десять.

— Черт возьми, Бет, — ворчит он, костяшки его пальцев белеют, когда он сжимает руль, пока мы пытаемся прийти к компромиссу, и я уступаю.

— Хорошо, пятнадцать, но больше я не поступлюсь, — парирую я, не сводя с него глаз.

— Договорились.

Слава Богу.

Я знаю, что он хочет защитить меня, и ценю это больше, чем можно выразить словами, но когда дело доходит до того, что я выражаю те же чувства, он не согласен.

— Быстро, — шепчу я, протягивая руку, чтобы погладить его по щеке, и его глаза на мгновение закрываются, когда он наклоняется навстречу моему прикосновению, заставляя мое сердце воспарить.

— Я так и сделаю, — бормочет он с легкой улыбкой на губах, прежде чем вылезть из грузовика и осторожно закрыть за собой дверь.

Мне кажется, что мое сердце бьется где-то в горле, когда я смотрю с края своего сиденья, как он незаметно крадется за дом.

Я заламываю руки, когда мои зубы постоянно впиваются в нижнюю губу, и мои нервы берут верх надо мной. Я смотрю на часы в грузовике каждые пару секунд, и когда время переваливает за десять минут, я начинаю паниковать.

Я просто думала, что смогу последовать за ним, и теперь, когда приближается время, я понятия не имею, что я на самом деле буду делать.

Краем глаза я замечаю какое-то движение, но мое сердце замирает, когда я вижу ярость в глазах отца, стоящего в гостиной с пистолетом, направленным в прихожую.

Черт.

Нет.

Не раздумывая, я распахиваю дверь грузовика, не потрудившись закрыть ее за собой, и мчусь по тихой дороге к дому моей семьи. Приближаясь, я слышу крики и впервые за все время, сколько себя помню, берусь за ручку двери без стука и вхожу внутрь.

Адреналин струится по моим венам, когда я осматриваю представшую передо мной сцену, мой взгляд падает прямо на моего отца, когда он свирепо смотрит на меня.

Я перевожу взгляд мимо него на мою мать, которая прислоняется к дверному косяку в гостиную, а позади нее потрескивает открытый камин, в то время как Райан стоит перед Хантером на лестнице, его пистолет направлен на моего отца, защищаясь.

Он делает еще один неуверенный шаг вниз, в то время как мой отец продолжает смотреть на меня, его пистолет все еще направлен на Райана, когда он усмехается.

— Ты, — рявкает он, указывая своей невооруженной рукой в мою сторону, пока моя мать хихикает в своем пьяном состоянии.

— Да, Бетани, это ты, — насмехается она с навязчивым смехом, в то время как я застываю на месте.

Райан и Хантер добираются до подножия лестницы. Мой отец сейчас всего в нескольких футах от них, и я пытаюсь подавить страх, нарастающий внутри меня, когда я смотрю, как они приближаются к моему отцу, но его отвлекает мое появление без предупреждения. Не моргнув глазом, он целится в меня из пистолета, поворачиваясь ко мне лицом, и мое сердце замирает.

Если я разорву их сделку, он либо захочет сохранить мне жизнь, чтобы получить свои деньги, либо пристрелит меня на месте за то, что я разочаровала его больше, чем он ожидал. Бернарду Эшвиллу на данный момент нечего терять, если уведомления о долгах от ростовщиков хоть как-то указывают на то, насколько они облажались по-королевски. Деньги или смерть.

— Бернард, тебе нужно перестать размахивать этой штукой. У нас есть достаточно алкоголя на следующее столетие. Давай поместим ее в изолятор, а позже сегодня мы сможем прижать ее к стене и использовать как мишень, пока будем практиковаться в стрельбе, пока нам не пришлось сражаться с людьми, которым мы должны деньги, — предлагает моя мама, ее глаза блестят, когда она делает глоток из новой бутылки бурбона, которую держит в руках.

— Заткнись нахуй, женщина. Забери моего сына у этого мудака. Я предупреждал ее о гребаных последствиях, а она ослушалась, так что теперь Хантер заплатит за это, — рычит он, его пистолет все еще направлен в мою сторону, в то время как Райан продолжает вставать между Хантером и моими родителями.

— Нет. Не смей прикасаться к нему! — Я кричу, страх сжигает мое тело, когда паника берет верх. — Я все испортила. Возьми меня, причиняй мне боль, мне все равно, но не смей прикасаться к моему брату.

Я подхожу к нему, но прежде чем я успеваю закончить свой протест, моя мать делает шаг к Хантеру, обходя Райана, чтобы добраться до него. Райан пытается держать пистолет направленным на моего отца, одновременно пытаясь оттолкнуть ее, и она спотыкается.

— Ты не прикоснешься ни к одному из них. Я отправлю тебя мертвым на пол через несколько секунд, если ты только попытаешься это сделать. Мы собираемся уйти сейчас, Хантер, Бетани и я, и ты позволишь нам, — спокойно заявляет Райан, когда моя мать натыкается на него, создавая эффект домино для Хантера, которому удается удержаться на ногах, но во взгляде Хантера светится гнев.

Я смотрю, как он уворачивается от протянутой руки Райана, проскальзывает под ней, чтобы добраться до нашей матери, и вырывает бутылку из ее рук.

— Вы могли бы быть лучшими родителями, если бы не были все время так чертовски пьяны. Но я думаю, что это ничто в общем плане вещей, учитывая все то глупое дерьмо, на которое ты, блядь, готова пойти ради собственной выгоды, — рычит он, его пустая