— Ваш отец оказал Камалу плохую услугу, — вздохнул Хамил. — Женщина должна понять, что…

— А, — перебил Адам, лукаво усмехаясь, — кажется, она задела вас за живое.

— Она имела дерзость предложить женщинам тоже завести гаремы из красивых юношей!

Адам так хохотал, что не смог выговорить ни слова. По щекам его текли слезы, но, как только кавалькада достигла ворот Орана, он мгновенно стал серьезным. Хамил снял куфью, чтобы люди могли узнать его. Адам уступил место Камалу, и братья бок о бок направились по узкой тропинке, ведущей во дворец.

— Надеюсь, — сухо произнес Камал, — что старый Хасан не лишится сознания при виде тебя, брат.

— А я надеюсь, что после месяцев, проведенных на службе у тебя, он захочет выполнять обязанности моего визиря.

— Порой он утверждал, что я выказываю больше мудрости, чем ожидалось от такого зеленого юнца.

Они остановились у форта. Турецкий сотник встретил братьев, и все вместе направились ко дворцу. По дороге турок сообщил им новость, от которой лицо Камала превратилось в каменную маску.

— Брат, — предложил Хамил, снова надев куфью, — нам на руку, если Джованна все еще будет считать тебя беем оранским. — И, заметив встревоженный взгляд Камала, тихо промолвил: — Пусть я пока побуду мертвым. Знаю, тебя это печалит, но ради собственного покоя ты должен дождаться, пока она признается в своих преступлениях. Возможно, — добавил он, сам не веря своим словам, — она уже пожалела о том, что наделала.

Камал кивнул, и Хамил, отъехав, заговорил с Адамом.

Солдаты во дворце склонились перед повелителем, а Хамил старался держаться в стороне, рядом с Адамом и Рейной, тоже закутанными в бурнусы.

— Вы нашли ее! — вскричал Хасан, светясь радостью, и, подойдя поближе, поспешно прошептал Камалу: — Ваша мать приехала вчера. Радж рассказал, что вы велели наказать женщину кнутом. Она была очень довольна.

Камал лишь кивнул и устремился в зал правосудия. Арабелла шла рядом. Джованна, одетая в европейское платье, стояла около троноподобного стула сына. Блестящие черные волосы были искусно уложены и крошечными локончиками обрамляли лицо. Камалу едва не стало плохо при виде ее торжествующей усмешки.

— Сын мой! — воскликнула Джованна и, привстав на цыпочки, обняла Камала и поцеловала в щеку. Она даже не заметила, что Камал не поздоровался — она пристально рассматривала Арабеллу, выглядевшую в эту минуту чумазой оборванкой. Но какой высокомерный вид! Значит, Камалу не удалось сломить гордость девушки!

— Радж сказал, сын мой, что девушка сбежала после того, как ты велел высечь ее. Вижу, ты отыскал пропажу.

— Да, — подтвердил Камал.

Ему хотелось увести мать к себе, спрятать ее и свой позор, но долг повелевал выдержать до конца. Он краешком глаза взглянул на брата, стоявшего в глубине зала.

— Ну, леди Арабелла, — продолжала Джованна, — понравился ли вам мой сын?

— Говоря по правде, — улыбнулась Арабелла, — он совсем не такой галантный любовник, как те, что у меня были. Синьоры при неаполитанском дворе… — Она восторженно вздохнула и передернула плечиками. — …особенно граф… Так искусны в любовных играх, так пылки…

— Лжешь! — зарычала Джованна. — Ты была девственна! Я защитила тебя от насилия, чтобы ты прибыла к моему сыну здоровой и не заразила его!

— В таком случае, мать, почему ты написала мне, что она шлюха?

Джованна, вздрогнув, обернулась при звуках спокойного голоса сына. Слишком спокойного. Она затаила дыхание, но на лице по-прежнему играла мягкая улыбка.

— Чтобы ты опозорил ее, сын мой, как была опозорена я! Чтобы она испытала то, что ее родители вынудили меня перенести.

— А я считал, мать, — продолжал Камал таким же невозмутимым голосом, — что мы решили не впутывать детей графа и графини Клер в наши споры и распри.

— У меня не было выхода, — с сожалением вздохнула Джованна. — Граф оказался чересчур трусливым, чтобы приехать в Неаполь, как я надеялась. Его дочь…

Она осеклась, видя, что Хасан сделал знак ее сыну, и обожгла визиря злобным взглядом, но Камал внимательно выслушал старика и только потом, выпрямившись, обратился к матери:

— По-видимому, мадам, ваше желание исполнилось. Граф Клер прибыл в Оран и ожидает приема.

Джованна закрыла глаза, чтобы не выдать сверкающей в них радости. Прошло почти двадцать шесть лет! И теперь он — ее пленник, тот, кто бросил ее! Наверное, он стал совсем старым и согбенным, и лицо покрылось морщинами, а волосы поседели. Узнает ли он ее?

Джованна коснулась щеки кончиками пальцев, ощущая тонкие бороздки, навеки врезанные в плоть. Лучше наслаждаться отмщением, чем думать о желании, все еще мучившем ее!

Энтони Уэллз, граф Клер, остановился на пороге, оглядывая большой зал. Первой он заметил дочь и невольно улыбнулся, увидев гордо вскинутую голову и безмятежное выражение прелестного лица. Адам только сейчас заверил, что Арабелла жива и здорова, но его беспокойство исчезло лишь теперь. Оставалось надеяться, что Эдвард Линд-херст, потерявший дар речи при виде Рейны, одетой мальчиком и стоявшей рядом с Адамом, который к тому же обнимал ее за плечи, не взорвется от негодования, пока все не выяснится.

У Джованны зашлось сердце. Время оказалось милостиво к нему, хотя и коснулось ледяным дыханием. Граф был все еще высоким и стройным, с широкими плечами и без малейших признаков одряхления. Когда-то черные волосы были тронуты сединой, но глаза по-прежнему оставались живыми и проницательными. Скоро он будет молить ее спасти его драгоценную доченьку! С каким восторгом она откроет ему, что ее сын выпорол ее! Как станет наслаждаться его унижением, яростью, беспомощностью!

Граф кивнул дочери, но, когда та хотела броситься к нему, остановил ее властным жестом и шагнул к Джованне.

— Наконец ты явился, — выдохнула она, ненавидя себя за внезапную дрожь в голосе.

— Как видишь, Джованна, — коротко ответил граф, небрежно стряхивая пылинку с рукава безупречно сшитого редингота.

— А твоя графиня? — прошипела она. — Как видно, она с легким сердцем послала тебя на казнь?

К ее безмерной досаде, граф сухо улыбнулся и пожал плечами:

— Собственно говоря, Джованна, моя жена настаивала на поездке вопреки моим желаниям, но, к несчастью, сильно вывихнула ногу. — Арабелла тихо вскрикнула, но граф не обернулся. — Ты видела мою дочь, Джованна. Должно быть, ее лицо напоминает тебе о красоте Кассандры.

— Она приедет! — закричала Джованна вне себя от боли и ненависти. — Если бы не она, ты женился бы на мне!

— Ты действительно веришь этому, Джованна? — учтиво осведомился Энтони. — Боюсь, графиня, что ваш нрав отражается в глазах и на лице.

Руки Джованны сами собой взлетели к щекам, но смысл издевательских слов наконец дошел до нее, и женщина побелела от бешенства.